Онлайн книга «Отпущение грехов»
— Может, тебя интересует этот французский юноша? Если так, я не в претензии. Мы с тобой долго не виделись, поэтому, если ты изменила свое… Она обхватила его лицо ладонями, заглядывая ему в глаза: — Ну как ты можешь мне такое говорить? — Понимаешь, я подумал: а вдруг тобой движет чувство благодарности… — Благодарность тут ни при чем. Ты лучше всех… — Самое главное, что ты чувствуешь, — нужен ли я тебе. — Конечно. Когда ты со мной, других мужчин будто не существует. Вот почему я не хочу ни с кем встречаться. Ах, Том, как бы я хотела, чтобы твоя мама поскорей приехала, — мы бы поженились и уехали отсюда. Когда он обнял ее, она вдруг расплакалась, и сердце его сжалось от боли. Однако минуты шли, она полулежала в его объятиях, окутанная уютным мраком такси, он ее так любил и ощущал такую близость, что и представить себе не мог, будто все может всерьез разладиться. Тьюди решила сдавать экзамены. — В общем, это не важно: я не буду, конечно, учиться дальше. Но ты ведь послал меня сюда для этого. И вот я теперь «заканчиваю образование». Дорогой, а похоже, что у меня все кончено? Он посмотрел на нее оценивающе. — Ты, наверное, уже так хорошо выучила французский, что можешь и в историю какую-нибудь попасть, — сказал он. — Ты, конечно, еще симпатичнее стала, но ненамного — улучшить совершенство невозможно. — А я не только французский учила. Еще сиамский… Знаешь, одно время на лекциях я сидела рядом с жутко милым сиамцем, маленьким таким, он все пытался меня очаровать. Пришлось узнать, как по-сиамски будет: «Нет, спасибо, я не вылезу из окна сегодня ночью!» Хочешь, я скажу эту фразу? Было солнечное утро. Он зашел за нею в восемь, и они пешком отправились в университет. Шли под руку неторопливо, солидно. — А что ты будешь делать, пока у меня экзамен? — спросила она. — Я собирался забрать машину… — Нашу машину… Ах, я ужасно хочу ее увидеть! — О, это смешная малышка, но она нас по всей Италии прокатит… — А потом что? После того, как заберешь машину? — Ну, я поезжу на ней, посмотрю, как она себя ведет, потом часов в двенадцать заскочу в кафе выпить кружку пива, а там, глядишь, наткнусь на Рикара или кого-то из твоих друзей-французов… — О чем ты разговариваешь с Рикаром? — спросила она. — А мы в основном фокусы показываем. Мы не разговариваем — в смысле, не беседуем, во всяком случае, на беседу это похоже мало. Она замялась. — Не понимаю, отчего тебе так нравится разговаривать с Рикаром, — произнесла она наконец. — Он очень славный, такой порывистый, пылкий… — Я знаю, — неожиданно сказала она. — Он мне однажды сказал, что подал бы рапорт об отставке, если бы я полетела в Китай и сражалась бы там вместе с ним. Она выпалила это как раз тогда, когда они остановились среди толпы студентов, несущихся на занятия. Она влилась в этот поток, как будто ничего особенного не сказала. — До свидания, дорогой. Значит, в час, на этом самом углу. А он, погрузившись в раздумья, направился к гаражу. Только что она сказала ему важную вещь. Он ведь не предлагал ей лететь с ним в Китай; он предложил лишь тихий медовый месяц на Сицилии. Он посулил ей надежную защиту, и никаких приключений. «Ладно, ревновать к этому человеку — глупо, — думал он. — И рановато записывать себя в старики». Сказано — сделано: всю неделю до приезда матери Том устраивал пикники, вылазки на пляж, ездил с нею в Арль и Ним, приглашал университетских друзей Тьюди, и все они танцевали и пели, всем было страшно весело в этих садах при ресторанчиках и в бистро, рассыпанных повсюду в этой части Прованса, — и все были так по-летнему раскованны, ленивы и так щедро транжирили эти дивные дни, что Том, которому нужна была только Тьюди и чтобы рядом — никого, почти сумел убедить себя в том, что замечательно проводит время и веселится на славу… …но однажды, стоя на крыльце пансиона, где жила Тьюди, он, нарушив затянувшееся молчание, сказал ей, что на самом деле ему совсем не весело. — Может, тебе надо получше все обдумать, — сказал он. — Что обдумать, Том? — Действительно ли ты любишь меня. Достаточно ли, чтобы выходить замуж. Она испуганно воскликнула: — Ты что, Том?! Конечно люблю! — А я в этом не уверен. Мне приятно смотреть, как ты веселишься, но я не из тех мужчин, кого устроит роль… так сказать, сопровождающего. — Ну почему это — сопровождающий! Я стараюсь угодить тебе, Том. Я-то думала, тебе хочется все время быть среди молодежи, чувствовать себя своим среди жителей Прованса, «спляшем карманьолу» [54] и всякое такое. — Но ведь карманьолу с тобой плясал Рикар. И совсем не обязательно было его сегодня целовать. — Но ты же был там… ты же видел. Я не тайком, а при всех. — Мне это не понравилось. — Ах, Том, прости, если я сделала тебе больно. Но это же только игра. С мужчинами иногда трудно избежать таких моментов. Чувствуешь себя полной дурой, если начинаешь дичиться. Просто это Прованс, и такой чудесный вечер… и я ведь больше никогда его не увижу, еще только три-четыре дня! Он медленно покачал головой: — Нет, хватит. Мы, пожалуй, вообще с ним больше не будем встречаться. — Как?! Что у нее в голосе — ужас или облегчение? — Что ж, хорошо, Том… ладно. Тебе виднее. — Значит, договорились? — Ты совершенно прав, — сказала она через минуту. — Но по-моему, до его отъезда все же стоит еще раз с ним повидаться. — Я завтра с ним встречусь, — угрюмо сказал он. — В конце концов, ты уже не ребенок — как, впрочем, и он. Ты не девочка, которая, впервые выехав в свет, теперь не знает, как утихомирить несчастного воздыхателя… — Тогда почему бы нам не уехать куда-то, до тех пор пока он не отправится в часть? — Ты предлагаешь мне бегство? Хорошенькое начало семейной жизни! — Ладно, поступай как хочешь, — сказала она, и при слабом отсвете звезд он сумел разглядеть, каким напряженным сделалось ее лицо. — Ты ведь знаешь, Том, что больше всего на свете я хочу замуж за тебя. Назавтра он столкнулся с Рикаром на рю де Прованс: оба, не сговариваясь, направились к столику ближайшего кафе. — Я должен говорить с тобой, — сказал Рикар. — Я тоже хотел с тобой поговорить, — сказал Том, но решил выждать. |