Книга Последний рубеж. Роковая ошибка, страница 90 – Найо Марш

– Ящик не был заперт? – спросил он.

– Тогда – нет. Я положила конверт поверх каких-то бумаг и решила, что лучше закрыть ящик и забрать ключ. Потом я отдала его мисс Пру. А она, судя по всему, ящик не заперла.

– И конверт не был запечатан?

– Как я уже сказала. – Она с минуту помолчала, а потом снова взорвалась: – Если вы хотите узнать обо всем этом больше, можете спросить у Брюса. Это он принес конверт. Миссис Фостер дала его ему.

– Вы думаете, он знает, что в нем было? Подробности, я имею в виду.

– Спросите у него. Я не знаю. Я ни с кем не обсуждаю то, что происходит в доме, не задаю вопросов – только те, которые от меня ожидают услышать.

– Миссис Джоббин, я в этом не сомневаюсь и не буду вам больше докучать.

Он собирался было уже закрыть ящик, как вдруг заметил потертую кожаную шкатулку. Открыв ее, он увидел фотографию – выцветшую сепию, на которой была запечатлена группа служащих Шотландского полка. Среди офицеров был младший лейтенант такой выдающейся красоты, что он решительно выделялся на фоне сослуживцев.

– Это ее первый муж, – сказала миссис Джим из-за спины Аллейна. – Третий слева. В переднем ряду. Его фамилия Картер.

– Видно, он был очень хорош собой.

– Как греческий бог, – выдала миссис Джим, к вящему удивлению Аллейна, все тем же деревянным голосом. – Так о нем говорили те жители деревни, которые его помнят.

Гадая, кто из достопочтенных верхнеквинтернцев первым употребил это классическое сравнение, Аллейн задвинул ящик и стал разглядывать вещи, находившиеся на столешнице. Среди них выделялся фотопортрет хорошенькой Прунеллы Фостер, ультраконсервативный, как будто предназначенный для глянцевого журнала, – прямо пудинг «кабинет» ^[89], подумал Аллейн. Дальше стоял такой же традиционный портрет мужчины средних лет, плотного, с глазами чуть навыкате, под фотографией его собственной рукой было написано: «Джон». Должно быть, Фостер, второй муж Сибилы и отец Прунеллы. Аллейн взглянул на настольную лампу под розовым абажуром. На само́й лампочке сверху была закреплена капсула из двойного стекла. Вокруг нее все еще витал слабый запах сладкого миндаля.

– Вам еще что-нибудь нужно? – спросила миссис Джим.

– От вас – нет, спасибо, миссис Джоббин. Я хотел бы перекинуться словечком с садовником. Наверное, я смогу найти его где-нибудь снаружи? – Подождав несколько секунд, Аллейн добавил: – Вижу, вы от него не в восторге.

– От него? – переспросила миссис Джим. – Да уж, не в восторге, это факт. Слишком уж он гордится собой.

– Гордится?

– Изображает, будто он – подарок для всех и каждого.

– Включая миссис Фостер?

– Включая всех. Ребячество какое-то. Того и гляди ударится в поэзию, – сказала миссис Джим, но, подумав, добавила: – Впрочем, он безвредный, просто очень уж любит внимание. Как ребенок, пыжится, крутится. Но дело свое знает, это точно. Надо отдать ему должное. В глубине души он неплох, хотя до глубины еще добраться надо.

– Миссис Джоббин, – сказал Аллейн, – вы очень необычная и наблюдательная женщина. Я оставлю визитку для мисс Фостер. А вас благодарю и желаю хорошего утра.

Он протянул ей руку. Миссис Джоббин, покраснев от неожиданности, сунула свою маленькую огрубевшую ручку в его ладонь, тут же отдернула ее и спрятала в карман фартука.

– И вам хорошего дня, сэр – сказала она. – Вы скорее всего найдете его возле бывших конюшен. Первый поворот направо от парадной двери, а потом еще раз направо. Он там грибы выращивает, прости господи.

Брюс оказался не возле старых конюшен, а внутри. На подходе Аллейн услышал звук волочения, потом хлопнула дверь, а когда он повернул «еще раз направо», то увидел того, кого искал.

Брюс вполне по-хозяйски освоил то, что некогда было односкатной, открытой спереди пристройкой к конюшням. Он частично снял половые доски и выкопал яму. Рядом с ней стояли мешки с перегноем и лежала куча компоста.

В ответ на приветствие Аллейна мужчина разогнулся, расправил плечи и выступил вперед.

– Добрый день, сэр, – сказал он. – Вы кого-то ищете?

– Вас, – ответил Аллейн, – если ваша фамилия Гарденер.

– Эт’ я. Садовних по фамилии и садовних по р-роду занятий, – выдал он, видимо, свою фирменную шутку. – Чем могу служить?

Аллейн представился, как всегда вызвав удивление.

– Полицейсхий? – повысив голос, переспросил Брюс, оглядывая его. – Вы не шутите? Ух ты, хто бы мог п’думать!

– Хотите, чтобы я предъявил удостоверение? – мягко предложил Аллейн.

Брюс склонил голову набок, уставившись на него, подождал несколько секунд, после чего затараторил:

– Ох, не-не-не, не надо, не надо. В этом нет них-хой нужды. Пр-росто вы с’всем не похожи на п’лицейсхого. Чем могу быть вам п’лезен?

У полицейских вырабатывается особое чутье на людей, сидящих поблизости в засаде. У Аллейна создалось впечатление, что и Брюс отдает себе отчет в том, что где-то рядом есть кто-то третий, но ничуть не волнуется.

– Я хотел с вами переговорить, если можно, – сказал он, – о покойной миссис Фостер. Полагаю, вам известно об отложенном следствии?

Брюс сосредоточенно смотрел на него. «Перестраивается, он ожидал чего-то другого», – подумал Аллейн.

– Я слыхал об этом, – сказал наконец Брюс. – Ага, слыхал.

– Вы, конечно, понимаете, что причина отсрочки – в необходимости выяснить вопрос о самоубийстве до конца, чтобы исключить любые сомнения.

– Я, – медленно произнес Брюс, – них’гда бы не п’верил в ее самоубийство. Них’гда. Она была такая бодрая. Мечтала наслаждаться р-радостями своего сада. Стр-роила планы! Иначе с чего бы она в последнюю нашу встр-речу р-решила выр-ращивать гр-рибы, если бы у нее в г’лове была мысль убить себя?

– Когда это было?

Он запустил свои натруженные пальцы в рыжеватую шевелюру и ответил, что, должно быть, это было тогда, когда он навестил ее за неделю до смерти, и добавил, что миссис Фостер была в прекрасном расположении духа, они с ней чертили на оборотной стороне конверта пруд с кувшинками и обсуждали закладку грибного субстрата здесь, в старых конюшнях. Он пообещал ей изучить вопросы дренажа и мульчирования, и вот как раз продолжает этим заниматься, словно она должна вернуться домой и оценить его работу. Наверняка за эту последнюю неделю случилось что-то, что породило у нее в голове эту «нездор-ровую мысль».

– Это во время того вашего визита она дала вам свое завещание, чтобы вы положили его в ее стол в Квинтерне? – спросил Аллейн.

Брюс ответил «ага, в тот самый раз», и признался, что поручение ему не очень понравилось, но она говорила так легко и непринужденно, что у него не возникло никаких дурных предчувствий.