Книга Каникулы в Санкт-Петербурге, страница 38 – Татьяна Богатырева

Андрей отпустил ее руку и прищурился. Потом полез в карман за своим телефоном.

– И что? Будем биться на смартфонах, как джедаи на лазерных мечах? Кто кого переснимает? Типа баттл? – победоносно усмехнулась Миша.

Но улыбка начала сползать с ее лица, когда она увидела, что Андрей судорожно ищет в друзьях у Полины страницу Миши. Чем больше он читал, тем сильнее брови его ползли вверх, а шея устрашающе пошла красными пятнами.

На всякий случай Миша отошла от фонтана и от Андрея так, чтобы, в случае чего, он не смог ее достать.

Она продолжала снимать прямой эфир.

– Ты больная?!

– Что-о-о?

– Ты больная, я тебе говорю? Зачем ты это делаешь? Как ты, как ты можешь так запросто лезть в чужую жизнь? Копаться в чужом нижнем белье? Тебе нравится это? Ты этим упиваешься? Выставляешь чужую личную жизнь напоказ без спроса?

Миша резко оборвала эфир и зажала телефон в руке.

– Следи за языком, ты. Чья бы корова мычала, ты же сам врешь Полине прямо в глаза.

– Я-то, может быть, и вру, но я не извращенец. А ты – да. Ты извращенка. Даже хуже. Ты не просто следишь, ты ситуации провоцируешь, стравливаешь людей. И ради чего? Борешься за подписчиков? Ты понимаешь, что они, как и ты, – жалкие, ограниченные уроды, если им такое нравится! Фу, мерзость какая…

– Воу-воу, вот теперь ты и вправду сделал мне больно. Полегче, ты, морализатор. Хочешь, я прямо сейчас пойду и расскажу о тебе Полине? Как ты у друга девчонку отбиваешь, как ты его шантажируешь и покрываешь его вранье? Что, съел?

– Да говори что хочешь, – махнул рукой Андрей. – Мне на тебя даже смотреть противно. Ну, что стоишь? Иди догоняй Полину. Я-то переживу, а тебе с этим жить. С тем, какая ты. С этой мерзостью.

Но Миша не двинулась с места.

Андрей сложил руки лодочкой и зачерпнул воды прямо из фонтана. Умылся, чтобы остыть, не наговорить и не сделать лишнего, а получилось, как будто он хочет отмыться от всей этой мерзости.

У Миши на глаза навернулись слезы. Она посмотрела в одну точку, сосредоточилась и, широко раздувая ноздри, шумно втянула воздух. Во время этого нехитрого упражнения ее брови смешно задвигались, придавая ей сходство с вороватым цыганом.

– Может быть, я никогда не была в Петергофе. Может быть, мне не с кем было сюда пойти, – обиженно сказала она.

Андрей выпрямился и внимательно на нее посмотрел.

– Может быть, мы не будем вести себя, как уроды? – предложил он. – Извини меня за грубость. Я был не прав. Что бы ты ни сделала, я не имею права так с тобой разговаривать.

Миша молча кивнула.

– Я не могу требовать, чтобы ты удаляла свои видео. Ты не используешь их в коммерческих целях. – Андрей вздохнул. – Но я могу просить тебя больше не втягивать меня в это безобразие? Пиши там что хочешь, но не надо меня снимать.

– Ладно, – неуверенно протянула Миша, с подозрением косясь на Андрея, как будто ожидала нового взрыва с его стороны.

– Знаешь, сегодня последний вечер в Питере для Полины. Я не хотел бы ей его омрачать. А ты?

– Ну… я типа тоже.

Телефон зазвонил прямо в руке у Андрея. Это Полина их потеряла, они здорово отстали.

– Андрей, подожди, – остановила его Миша, – погоди минутку. Я ей ничего не скажу. Давай и ты ничего не скажешь? Знаешь что, я поеду домой. Скажу, что мне плохо стало. Мне и правда что-то нехорошо.

Андрей все еще внимательно смотрел на нее, как будто впервые увидел и очень удивился при этом.

– Хорошо. – Он наконец кивнул. – Это и вправду самое лучшее. Я тебя отвезу.

– Да ты чего, не, не надо.

– Я говорю, отвезу. Чего ты полтора часа по автобусам трястись будешь? Тем более логично, если тебе стало плохо и все такое. Потом вернусь за Полиной. Поужинаем, и повезу ее домой.

Миша долго молчала, потом тихо, одними губами, выжала из себя «спасибо».

Сбывались мои худшие опасения: я очень не хотела, чтобы меня направили в среднюю полосу, и меня туда направили. В маленькую деревню, в крохотную школу, где было так мало детей, что сформировали смешанные по возрасту классы. Вполне возможно, участвуй я более активно в жизни института, занимайся я не только тагановскими, но и хоть иногда своими публикациями, это зачлось бы, и не вышло так, как вышло.

Я искала положительные стороны сложившегося положения и не находила.

Пожалуй, только одну. Если бы, как мы изначально предполагали, со мной поехал Таганов, ничем хорошим для него это не закончилось бы, – он бы там затосковал, погас и, скорее всего, спился.

Отвыкать от жизни с Тагановым оказалось нелегко. Я много работала над собой. Мама очень переживала из-за предстоящей разлуки. Отец переживал из-за моего ухода от Таганова, он не одобрял мой поступок, но ничего не говорил, – и так все было понятно.

Через общих знакомых я осторожно интересовалась о состоянии Таганова. Он замкнулся в себе, полностью отрицая наш разрыв. Но после того, как я сообщила Славе, что рядом с ним становлюсь тем человеком, которым не хотела бы быть, он не предпринял ни единой попытки выйти со мной на связь. Я мысленно вела с ним длинные беседы и бесконечно долго мысленно с ним прощалась. С ним и с городом. По сути, все оставшееся до отъезда время я только и делала, что молчаливо и горестно прощалась и с Петербургом, и с семьей, и с Тагановым. Потом я взяла себя в руки и сама же себя одернула. Три года – еще не вся жизнь, распределение – не ссылка, скорее всего, я потом вернусь домой.

Но потом вышло так, как вышло, и я, как ты знаешь, никогда больше в Петербург не возвращалась.

Леша тоже уезжал, но он уезжал в Крым, к настоящему морю. Наши ощущения не совпадали – он чувствовал, что его жизнь начиналась, я ощущала себя так, как будто моя жизнь заканчивалась. Тем не менее мы много времени проводили вместе, и он в своей обычной, чуть суровой манере старался мне помочь. В минуты отчаяния я даже думала, а не попытаться ли инсценировать болезнь, чтобы остаться в Петербурге. Мне казалось, что легче умереть, чем уехать отсюда. Временами я начинала по-настоящему в это верить – так сильно я боялась и не желала отъезда.

И вдруг Леша совершил невозможное. Он добился моего распределения в Севастополь. Я долгое время не знала, как именно он это устроил. На самом деле все было просто и прозаично – он не один месяц и даже не один год выстраивал нужные связи, просчитав все заранее. Заочно представлял меня своей невестой во время нужных разговоров.

Вступи мы в брак, это действительно было бы наиболее быстрым и действенным решением. Но Леша держал все эти сложные партии в тайне и не предлагал мне расписаться. Он понимал: я отказалась бы сразу по многим причинам.