Книга Игрушка для мажора, страница 20 – Карина Рейн

Тарелка сыров с громким стуком опускается на стол, а женщина удаляется из кухни; с её уходом сразу становится легче дышать, но, в общем и целом, по крови всё ещё плещется страх.

— Не обращай внимания, девочка, — подмигивает Валентина, и я подхожу к ней ближе — теперь нас разделял только островок кофейного цвета. — Антонина Вячеславовна старой закалки, привыкла всегда и во всём поддерживать порядок и иногда немного перегибает палку.

Киваю, косясь в сторону сыров, и женщина замечает мой взгляд.

— О Божечки мои, ты ведь голодная! — спохватывается. — Сейчас мы тебя покормим.

На столе тут же появляется салат из зелени, сыра, помидор и чего-то ещё; горячий омлет; тушёная рыба… Когда Валентина пытается поставить ещё и жареные куски мяса — стейки — я поднимаю бунт.

— Эй, я ведь не тихоокеанский кит! В меня столько не влезет!

— Прости, детка, я привыкла, что у Ярослава хороший аппетит.

Несколько минут я ем в тишине, наслаждаясь вкусом еды и понимая, что прежде я по-настоящему ни разу не ела.

— Послушайте, тёть Валь, — начинаю осторожно и тихо, чтоб никто не услышал. — А… между Ярославом и его отцом всегда такие конфликтные отношения?

Женщина тяжело вздыхает.

— Этот дом никогда не видел покоя, дочка… Я работаю здесь уже пятнадцать лет и ни разу не видела, чтобы эта семья проводила время вместе. Да, здесь часто устраиваются вечера и званые ужины, но между собой они все словно змеи — только и думают о том, как бы побольнее укусить друг друга. Когда мой Ярослав был маленьким, они ещё как-то ладили, но потом господин Поляков бросил и жену, и сына. Дело уже почти дошло до развода, но они почему-то снова сошлись — не знаю причины; вот только Яр так и не смог простить отца за тот уход, и с тех пор они оба как кошка с собакой.

Услышанное навевает на меня грусть, ведь я росла в других условиях; да, мы не были обеспечены, но зато мы были семьёй, а это дорогого стоит.

После обеда возвращаюсь в свою комнату; Ярослав не возвращается домой ни в пять, ни в девять вечера, и, в конце концов, я перестаю ждать, что дверь моей комнаты откроется, и я услышу очередную порцию оскорблений. Во всяком случае теперь, когда Геннадий Иванович пообещал мне помощь, было не так страшно: мне есть, к кому обратиться.

Засыпала я почти три часа: с непривычки подушки казались слишком мягкими, а одеяло — слишком тяжёлым и неудобным — в общем, я чувствовала себя принцессой на горошине. Плюс незнакомые запахи и полное отсутствие света — в моей прежней комнате всегда пахло красками, и было окно, в которое частенько заглядывала луна, а если нет, то никто не отменял уличные фонари.

Эта комната была одновременно и райским садом, и глухим склепом, заколоченным снаружи.

Ближе к часу ночи всё-таки проваливаюсь в спасительный сон, надеясь, что следующий день будет легче предыдущего.

29 августа 2019 года, четверг

Я устала.

Нет, не так — я чертовски устала.

И да, «чертовски» — это любимое слово Ярослава.

Эти несчастные три недели, что я прожила в доме Полякова, вымотали меня настолько, что я даже на оскорбления Яра перестала обращать внимание. Правда, из-за этого он стал злиться ещё больше — говорил что-то про то, что мне от него не спрятаться…

Как будто было, где.

Он вообще себя очень странно ведёт в последние дни: без причины срывается на рык и практически постоянно торчит в моей комнате — будто у него собственной нет. Я пытаюсь выучить ноты или репетирую движения вальса, а он смотрит на меня и без конца вставляет свои пять копеек по поводу того, что у меня нет таланта ни к чему.

Словно меня волнует его мнение.

А ещё я научилась ему отвечать — правда, Ярослава это на удивление веселит.

Заваливаюсь на пол на разбросанные в беспорядке цветные подушки: сегодня учитель танцев прошёлся по мне, не жалея ни своего голоса, ни моих бедных ног. Я думала, что уже неплохо справляюсь, но, как оказалось, моё «неплохо» и «неплохо» Натальи Станиславовны — это две разные вещи.

Прикрываю глаза и пытаюсь восстановить дыхание.

— Ты совсем не стараешься, — доносится откуда-то сверху голос Ярослава, но у меня нет сил даже глаза открыть, не то, что спорить с ним.

Не стараюсь, так не стараюсь.

— Ммм, — неопределённо мычу в ответ, слабо махнув рукой.

— Вставай, я покажу, как надо.

Его предложение настолько неожиданное, что от удивления мои глаза распахиваются сами собой. Перевожу шокированный взгляд на Полякова.

— С каких это пор тебя волнуют мои успехи в… да хоть в чём-нибудь?!

— Они меня и не волнуют, — снова рычит. — Но ещё один вечер в компании Натальи Станиславовны я не выдержу — у меня уже крышу срывает от её «раз-два-три»! Не дом, а чёртов плацдарм для учений…

Тут я была с ним согласна — этот её счёт шагов уже снился мне в кошмарах.

Но сил и правда нет ни на что.

— Давай в другой раз.

Ярослав хватает меня за руки и ставит на ноги раньше, чем успеваю сообразить, и я подавляю желание рухнуть обратно — не отцепится ведь. Парень тянет меня на себя так резко, что я буквально падаю ему в руки; и пока он сжимает мою талию ладонями — сильнее, чем надо — пытаюсь вспомнить, зачем он сюда вообще пришёл.

— Просто повторяй за мной, — тут же примеряет на себя роль учителя, тряхнув головой. — Если собьёшься — начнём сначала, поняла?

Он достаёт из заднего кармана телефон и включает на нём классическую музыку — лёгкую и плавную; киваю с недовольным лицом, но раздражение уступает место другому чувству, когда ладонь Ярослава уверенно опускается на мою поясницу и притягивает меня ближе к своему хозяину. Вторая ладонь сжимает правую руку — так же твёрдо и уверенно — и я не могу вдохнуть: мы впервые так близко, и при этом я не слышу от парня оскорблений.

— Да не стой ты как бревно! — Поляков не упускает возможности испортить момент. — Смотри за моими ногами и запоминай движения.

Желание огрызнуться застревает в груди, и, подавив тяжёлый вздох, перевожу взгляд вниз.

Это был не тот вальс, который показывают по телевизору, и уроки которого я смотрела в Ютубе — очень полезная штука, кстати; это что-то среднее между вальсом и обычным медленным танцем: ни наклонов, ни поворотов, ни раскручиваний — просто плавные движения по небольшому квадрату на полу. Ярослав не ругает меня, но и не хвалит, и я пытаюсь понять, что происходит в его голове; он просто танцует, стараясь не смотреть в моё лицо, и чуть крепче и надёжнее, чем нужно, держит меня в своих руках. Расстояние между нами плавно сокращается, но я, кажется, поймала ритм парня и могла двигаться без подсказок. После всех наших споров и ссор его молчание заставляет меня чувствовать растерянность, и я тоже молчу, чтобы ничего не испортить.