Книга Замок Ист-Линн, страница 90 – Генри Вуд

— Миледи! Вам нездоровится?

— Да! Я больная и несчастная, — ответила леди Изабель; надо признать, она действительно выглядела больной, поскольку была смертельно бледной. — Джойс, ты должна пообещать мне остаться в Ист-Линне с моими детьми, если что-то случится со мной.

Служанка изумленно смотрела на нее, не в силах выговорить ни слова от удивления.

— Джойс, ты уже однажды обещала мне это. Что бы ни случилось, ты останешься с моими детьми, когда меня здесь не будет.

— Я останусь с ними. Но что может случиться с Вами, миледи? Вы внезапно заболели?

— До свидания, Джойс, — прошептала леди Изабель и выскользнула из комнаты так же тихо, как и вошла в нее.

Джойс, поворочавшись с час в полнейшем недоумении, снова заснула. Джойс была не единственным человеком, сон которого прервался в эту богатую событиями ночь. М-р Карлайл проснулся и увидел, что жена его еще не ложилась. На его часах было уже пятнадцать минут четвертого. Он встал и подошел к комнате Изабель. Она была темной и, видимо, пустой, поскольку из-за двери не доносилось ни звука.

— Изабель.

Ему ответило лишь эхо Собственного голоса. Он зажег свечу, накинул на себя кое-что из одежды и отправился искать ее. М-р Карлайл боялся, что ей внезапно стало плохо, или же ее сморил сон в какой-нибудь из многочисленных комнат дома. Однако поиски не дали результатов, и он постучал в комнату своей сестры. Мисс Карлайл, обладавшая чутким сном, сразу приподнялась в постели.

— Кто там? — спросила она.

— Это я, Корнелия, — ответил м-р Карлайл.

— Ты?! — резко ответила мисс Корни. — Что тебе нужно, скажи на милость? Входи.

М-р Карлайл открыл дверь, за которой его встретил пристальный взгляд сестры. Голову ее венчал внушительный ночной чепец, по меньшей мере в фут высотой.

— Кому-то нездоровится? — спросила она.

— Думаю, что-то неладно с Изабель. Я не могу найти ее.

— Не можешь найти! — эхом отозвалась мисс Корни. — А который час? Разве она не в постели?

— Сейчас три часа. Она не ложилась. Ее нет нигде: ни в гостиных, ни в детской.

— Тогда вот что я скажу тебе, Арчибальд: она отправилась проведать Джойс. Может быть, бедняжке снова нездоровится сегодня.

М-р Карлайл, услышав это, немедленно повернулся, чтобы идти в комнату Джойс, но сестра окликнула его.

— Если что-то неладно с Джойс, приди и скажи мне, Арчибальд. Я поднимусь и проведаю ее. Она, как-никак, была моей служанкой до того, как сделалась горничной твоей жены.

Он подошел к спальне Джойс и открыл дверь, ожидая увидеть освещенную комнату и в ней — свою жену, сидящую у постели больной. Однако, единственным источником света была мерцавшая в его руке свеча. Но где же была его жена? Может быть, Джойс знает? Он вошел в комнату и позвал ее. Джойс вскочила в страхе, который сменился изумлением, когда она увидела своего хозяина. Он спросил, не заходила ли леди Изабель. Джойс ответила не сразу. Ей снилась леди Изабель, и она не сразу смогла отличить сон от яви.

— Что Вы сказали, сэр? Миледи стало плохо?

— Я спрашиваю, не приходила ли она сюда. Я не могу найти ее.

— Да, приходила, — ответила Джойс, которая наконец окончательно проснулась. — Она пришла сюда и разбудила меня. Это было около двенадцати, так как я слышала бой часов. Она не пробыла здесь и минуты, сэр.

— Разбудила? — переспросил м-р Карлайл. — Чего она хотела? Зачем приходила сюда?

Нет ничего быстрее мысли, а воображение бывает еще быстрее, и сейчас Джойс дала ему полную волю. Мрачные и таинственные слова хозяйки не шли у нее из головы. Уже три часа, а она еще не ложилась, и ее не было в доме! В широко раскрытых глазах Джойс читался невыразимый ужас. Набросив фланелевый халат, который лежал на стуле возле кровати, забыв о своих больных ногах и о своем хозяине, она соскочила на пол. Все прочие соображения отступили перед ужасным страхом, который овладел ею. Поплотнее запахнувшись в халат одной рукой, другой она вцепилась в м-ра Карлайла.

— Ах, хозяин! Ах, хозяин! Она покончила с собой! Теперь мне все понятно.

— Джойс! — строго перебил ее м-р Карлайл.

— Она покончила с собой, хозяин, и это так же верно, как то, что мы оба живем в этом доме, — упорствовала Джойс, лицо которой сделалось мертвенно-бледным от волнения. — Теперь я понимаю то, чего раньше не могла понять. Она пришла сюда — лицо у нее было прямо как у трупа — и потребовала, чтобы я пообещала остаться с ее детьми, когда самой ее здесь не будет. Я спросила, не больна ли она, и леди Изабель ответила: «Да, больна и несчастна». Ах, сэр! Пусть Господь даст Вам силы выдержать это ужасное испытание!

М-р Карлайл был просто ошеломлен. Он не поверил ни единому слову, но не рассердился на Джойс, полагая, что у нее помутился рассудок.

— Да — да, это именно так, сэр, хотя Вы, возможно, и не поверили моим словам, — продолжала Джойс, в отчаянии заламывая руки. — Миледи была ужасно несчастна, и она просто не выдержала.

— Джойс, в себе ли Вы?! — довольно строго осведомился м-р Карлайл. — Что Вы имеете в виду, заявляя, что миледи была несчастна?

Прежде чем Джойс успела ответить, к ним присоединилась мисс Карлайл, явившаяся в черных чулках, шали и высоченном чепце, уже упоминавшемся в нашем повествовании, Услышав голоса в комнате Джойс, которая находилась над ее собственной, и сгорая от любопытства, она поднялась наверх, поскольку не желала упустить что-либо интересное.

— Ну, что здесь происходит? — воскликнула она. — Вы нашли леди Изабель?

— Она не нашлась, и теперь мы увидим ее разве что в саване, — ответила Джойс, которая в своем горестном возбуждении, казалось, утратила как спокойно-почтительное отношение к хозяевам, так и элементарный здравый смысл. — И я рада, мэм, что Вы поднялись сюда, так как я хотела сказать кое-что своему хозяину и предпочла бы сделать это в Вашем присутствии. Интересно, что Вы почувствуете, когда мертвую миледи принесут в этот дом? Мой хозяин любил ее, как и положено супругу, но Вы… Вы отравили всю ее жизнь. Да, мэм, это именно так!

— Чушь какая-то! — воскликнула мисс Карлайл, испуганно глядя на Джойс. — Что происходит? Где миледи?

— Она ушла и унесла с собой жизнь, которая принадлежала не ей, — рыдая, сказала Джойс. — И вот что я вам скажу: ее довели до этого. Ей, бедняжке, с тех самых пор, как она появилась в Ист-Линне, никогда не позволялось проявить свою собственную волю: в своем доме она была менее свободна, чем любой из слуг. Вы обрывали ее, мэм, Вы огрызались и заставляли ее чувствовать себя рабой Ваших прихотей и настроения. Все эти годы ей перечили и становились поперек дороги, ее только что не били — Вы знаете это, мэм, — и она молча сносила все это, как ангел, как воплощенное терпение, ни разу, насколько мне известно, не пожаловавшись хозяину: он может сказать, так ли это или же нет. Мы все любили и жалели ее, и сердце моего хозяина истекло бы кровью, если бы он узнал, с чем ей приходилось мириться день за днем, год за годом.