Книга Непобедимое солнце. Книга 1, страница 22 – Виктор Пелевин

– Можно попрощаться с Со?

– Она сейчас на массаже, – улыбнулась Сара. – Кончится через час.

– Тогда я позвоню, – сказала я. – У нее есть мой мэйл, а у меня ее карточка. Спасибо за угощение.

Эмодзи_красивой_блондинки_только_что_нашедшей_себе_нового_мальчика_но_пока_не_спешащей_признаться_в_этом_даже_себе_самой.png

Ситхский наряд Фрэнка все еще пугал меня, но постепенно я привыкла. Темная сторона силы, что-то похожее со мной уже происходило.

– Что это за одежда? – спросила я, пока мы ждали такси.

– Каракалла, – ответил он.

– Что – «Каракалла»?

– Так называлась галльская накидка с капюшоном, которую носил Септимий Бассиан. Он же Марк Аврелий Антонин, только не путай с философом Марком Аврелием, жившим во втором веке. В третьем веке многие императоры назывались Марками Аврелиями. Как раньше Гаями Цезарями. Каракалла – не имя императора, а прозвище. Его прозвали так по этой накидке.

– Ага, – сказала я вдумчиво. – А потом ее носил император из «Звездных войн». И Кайло Рен.

Он кивнул.

– Каракалла был по возрасту примерно как Кайло Рен. Так что выглядело похоже.

– А шлем с красными швами у тебя есть? – спросила я.

– Нет, – улыбнулся он.

– Ну хорошо тогда. А то я подумала, что ты псих.

– Я псих, но все в порядке, – ответил он. – Я мирный псих. И у меня есть кое-что получше шлема.

– Слушай, – сказала я, – но ведь тебе тогда нужно носить меч. Если ты так серьезно подходишь к вопросу. И еще, наверно, постоянно трахать маленьких мальчиков, как все римские императоры.

– Ну не все, – ответил он. – И не постоянно. Марк Аврелий, например, писал, что с годами научился сдержанности в этом вопросе.

– Хорошо, – сказала я. – Но лошадь тебе точно нужна.

– Каракалла не все время проводил на лошади. Он иногда просто ходил ногами по земле. Мой эмпатический опыт нацелен именно на эти минуты.

Накидка Фрэнка была темно-пурпурного цвета, приятного и успокаивающего оттенка. Такие галстуки любят британские теледикторы. Удивительно, но никто из проходивших мимо нас по причалу не обращал на него внимания.

– Слушай, – сказала я, – ты очень странно в ней выглядишь, но на тебя никто не смотрит. Может быть, ты просто моя галлюцинация?

– На тебя тоже никто не смотрит, – ответил он. – Так что ты, возможно, моя…

В такси я наконец расслабилась.

Все хорошо, я в теплом приветливом Стамбуле, мы ушли с вечеринки, со мной едет новый приятель. Те же самые элементы, из которых состоят тысячи человеческих существований вокруг. Жизнь развивалась в правильном направлении.

Свободные номера в гостинице были. Но Фрэнка не устроила цена.

– Двести пятьдесят долларов за ночь, – сказал он. – Я лучше буду спать с легионерами у лагерного костра.

– Сорри, – ответила я, – это будет стоить тысяч пять долларов в день, не меньше, а столько я на тебя тратить пока не хочу. Можешь спать у меня. Если будешь вести себя прилично. Номер забронирован для двух adults.

– Я всегда веду себя прилично. Спасибо, милая.

Мне вспомнился «Калигула» Тинто Брасса, и я подумала, что поступила опрометчиво. Но тут же поняла, что кокетничаю сама с собой.

Я на самом деле была готова ко всему. Еще с той минуты, когда почувствовала, что он мне нравится. Такие решения принимаются на очень серьезном уровне, на это соглашаются глубинные слои психики, весь внутренний сенат и синод – а потом, когда их вердикт доходит до поверхности сознания, начинается карикатурная игра в прятки и соблюдение «правил», предписанных женщине патриархатом.

Диалектика в том, сказала бы я, что патриархальный уклад лишает иного самца радости, вполне ему причитающейся по природному праву.

Фрэнк оставил сумку в номере, и мы отправились гулять. Когда мы проходили мимо Софии, я рассказала, как познакомилась с Со.

– Ты увидела храм во сне? – спросил он удивленно. – И было похоже?

– Ну да, – кивнула я. – Но не слишком. Некоторые элементы действительно совпали. Павлин и павлиний хвост на яхте.

– Интересно, – сказал он. – Очень интересно. То же случилось и с Каракаллой.

Так. Этот Каракалла постепенно превращался в элемент трехспальной кровати «Ленин с нами». Я задумалась, как перевести это Фрэнку, но вовремя вспомнила, что в кровати мы с ним еще не были.

– Откуда ты знаешь? – спросила я. – Читал у историков?

– Нет. Понял через эмпатию.

– Тебе что, тоже снился сон?

– Мне снилось много разных снов, но дело не в них, – сказал он. – В конце своего правления Каракалла ездил в храм лунного бога. Лунуса, как его называют в некоторых хрониках, хотя имен у него было много. Главный храм лунного культа находился в Каррах, которые сейчас называются Харраном. Так вот, Каракаллу привел туда сон. Даже не один, а целая последовательность снов.

– Как можно понять это через эмпатию?

Он пожал плечами.

– Можно. Мы все – часть целого.

– Знаю, – сказала я, – слышала что-то такое. Но ведь у тебя должны быть объективные источники. На которые ты опираешься не как сновидец, а как историк. У тебя это есть?

– Вернемся, я тебе покажу.

Он ткнул пальцем в табличку на стене.

– Что за «Цистерна Базилика»?

Перед нами стояла короткая очередь – но никакой архитектурной достопримечательности я не видела, только какой-то похожий на крохотную железнодорожную станцию домик с тремя окнами. Наверно, догадалась я, что-то подземное.

– Я туда еще не ходила, – сказала я. – Пошли?

На самом деле я просто хотела отодвинуть минуту, когда мы останемся в номере вдвоем. Мы успели с последней партией туристов – базилика уже закрывалась.

«Цистерна» оказалась огромным хранилищем для воды с высокими сводами и колоннами. Такой подземный храм Ктулху (кому же еще поклоняться в подобном месте). Меня поразили огромные головы древних статуй, использованные строителями в качестве опор для колонн. Одна из голов для пущего унижения была перевернута.

Рядом с нами прошла смешанная группа французов и немцев. Их вел очкастый европейский гид, говоривший по-английски – если вдуматься, серьезное унижение для объединенной Европы. Мы с Фрэнком пристроились сзади и стали слушать. Выяснилось, что это голова Медузы, но откуда и когда ее привезли, гид не сказал. Я поняла только, еще в античное время.

– Мы можем видеть на этом примере, – говорил гид с французским прононсом, – что ситуация, когда вся предыдущая культура превращается в каменоломню для текущей, известна людям с античности. Впрочем, она не была чем-то новым даже в Древнем Египте… Культура – это не только самоподдерживающийся, но и самопоедающий механизм. В точности как человеческое тело. Прошлое с его артефактами и историями растворяется в нем без остатка…