Книга Смеющийся труп, страница 72 – Лорел Гамильтон

Мы с Джоном Бурком встали в сторонке. Пусть полиция делает свое дело. Доминга заставила полицейских сполна почувствовать всю нелепость их подозрений. Просто добрая старенькая леди. Хорошо же.

Антонио и Энцо тоже стояли в сторонке. Они несколько подпортили картину семейной идиллии, но, очевидно, Доминге нужны были свидетели. А может быть, и стрельба не была снята с повестки дня.

— Миссис Сальвадор, вы догадываетесь о причинах этого обыска? — спросил Дольф.

— Нет никаких причин, потому что мне нечего скрывать. — Доминга приветливо улыбнулась. Будь она проклята.

— Анита, мистер Бурк, — сказал Дольф.

Мы вышли вперед, как ассистенты на представлении иллюзиониста. До которого, кстати, было не так уж далеко. Высокий полицейский приготовил видеокамеру.

— Полагаю, вы знакомы с мисс Блейк, — сказал Дольф.

— Имела удовольствие познакомиться, — сказала Доминга таким холодным тоном, что у нее во рту не растаял бы и кусок масла.

— А это — Джон Бурк.

Зрачки ее на мгновение расширились. Первая брешь в ее великолепном камуфляже. Она слышала о Джоне Бурке? Это имя ее встревожило? Я надеялась, что да.

— Очень рада наконец с вами встретиться, мистер Бурк, — сказала Доминга после некоторого молчания.

— Всегда хорошо встретить другого искусника, — ответил он.

Доминга слегка склонила голову в знак согласия. Она хотя бы не пыталась изображать полную невиновность. Она признала, что практикует вуду. Уже прогресс.

Довольно неприлично крестной матери вуду пытаться изобразить невинность.

— Давай, Анита, — сказал Дольф. Никаких подготовительных речей, никакой театральщины, прямо к делу. В этом весь Дольф.

Я достала из кармана полиэтиленовый пакет. Доминга озадаченно нахмурилась. Я вынула из пакета гри-гри. Ее лицо застыло и стало похоже на маску. Только насмешливая улыбка искривила ее губы.

— Что это?

— Ну-ну, Сеньора, — сказал Джон. — Не надо валять дурака. Вы отлично знаете, что это.

— Разумеется, я знаю, что это некий амулет. Но разве полиция теперь запугивает старух амулетами?

— Лишь бы работало, — сказала я.

— Анита, — одернул меня Дольф.

— Прости. — Я посмотрела на Джона, и тот кивнул. Я положила гри-гри на ковер приблизительно в шести футах от Доминги. В этом деле мне приходилось целиком полагаться на слова Джона, но кое-что я все-таки обсудила с Мэнни по телефону. Если у нас все получится, если суд это признает и если нам удастся растолковать суть происходящего присяжным, у нас появится шанс. Не слишком ли много «если»?

Какое-то мгновение гри-гри был неподвижен. Потом фаланги слегка закачались, как будто их, словно четки, перебирали невидимые пальцы.

Доминга ссадила внучку с колен и шуганула мальчиков. Энцо взял их за руки. Сеньора сидела одна на кушетке и ждала. Слабая улыбка еще оставалась у нее на губах, но теперь она была какой-то болезненной.

Амулет начал ползти к ней, словно слизняк, напрягая несуществующие мускулы. Я почувствовала, что у меня шевелятся волосы.

— Ты записываешь, Бобби? — спросил Дольф.

Полицейский с видеокамерой ответил:

— Я снимаю. Я ни на секунду не верю в эту херню, но я снимаю.

— Пожалуйста, не употребляйте таких слов при детях, — попросила Доминга.

— Простите, мэм, — сказал полицейский.

— Вы прощены. — Она все еще пыталась изображать любезную хозяйку, несмотря на то что к ее ногам подползала эта пакость. Железная выдержка. Этого у нее не отнять.

У Антонио кишка была потоньше. Он сломался. Он шагнул вперед, словно хотел поднять амулет с ковра.

— Не вздумай трогать, — предупредил Дольф.

— Вы испугали бабушку своими фокусами, — сказал Антонио.

— Не вздумай трогать, — повторил Дольф и встал, заполнив собой всю комнату. Рядом с ним Антонио внезапно стал тощим и низеньким.

— Прошу вас, вы ее испугали. — Но на самом деле это его лицо побледнело и покрылось потом. Чего старина Тони так трясется? Ведь не его же задницу поволокут в тюрьму.

— А ну отойди, — приказал Дольф. — Или надеть на тебя наручники прямо сейчас?

Антонио покачал головой:

— Не надо, я… я уже отхожу. — Он отошел, но при этом взглянул на Домингу. Быстро и очень испуганно. Когда она встретилась с ним взглядом, в ее глазах был только гнев. Ее лицо вдруг исказилось от злобы. Отчего это она вдруг сорвала маску? Что происходит?

Гри-гри упорно продолжал свой трудный путь. Он ластился к ее ногам, как собака, перекатывался на носках ее ботинок, как кот, который хочет почесать животик.

Доминга пыталась делать вид, что она этого не замечает.

— Вы отказываетесь от своей силы? — спросил Джон.

— Не понимаю, что вы имеете в виду. — Она вновь обрела контроль над своим лицом и казалась искренне озадаченной. Черт возьми, вот это талант. — Вы — могущественный жрец. Вы это подстроили, чтобы меня обвинить.

— Если вам амулет не нужен, тогда возьму его я, — сказал Джон. — И добавлю вашу силу к моей. Я стану самым могущественным жрецом вуду в Штатах. — Впервые я ощутила могущество Джона. Оно коснулось моей кожи. Пугающее дыхание волшебства. Я-то думала, что Джон такой же обычный человек, как все мы. Оказывается, я ошибалась.

Доминга лишь покачала головой.

Джон шагнул вперед и склонился над извивающимся амулетом. Аура его власти двигалась вместе с ним, как невидимая рука.

— Нет уж! — Доминга проворно схватила гри-гри и сжала в ладонях.

Джон улыбнулся.

— Итак, вы подтверждаете, что этот амулет изготовлен вами? Если нет, значит, я могу забрать его и использовать, как мне заблагорассудится. Он был найден среди вещей моего покойного брата. С юридической точки зрения он мой, так, сержант Сторр?

— Так, — сказал Дольф.

— Нет, вы не имеете права, — сказала Доминга.

— Имею, если вы, глядя в камеру, не скажете, что он изготовлен вами.

Она зарычала.

— Ты пожалеешь об этом!

— Это ты пожалеешь, убийца!

Доминга бросила быстрый взгляд на видеокамеру.

— Ладно, я сделала этот амулет. Это я готова признать, но больше — ничего. Я изготовила амулет по просьбе твоего брата, и все.

— Ты принесла в жертву женщину, — сказал Джон.

Она покачала головой.

— Амулет мой. Я сделала его для твоего брата. Все. У вас есть только этот амулет и ничего больше.

— Сеньора, простите меня, — промямлил Антонио. Он был бледен, растерян и очень, очень испуган.