Книга Книги крови. I–III, страница 74 – Клайв Баркер

Он собирался испортить этот день.

Он собирался испортить себе карьеру.

Он собирался, Боже, помоги ему, испортить себе жизнь.

– Я не должен больше с тобой видеться, – сказал он.

«Он не осмелится», – подумала она.

– Я не совсем уверен в том, что знаю о тебе, или скорее в том, что, по моему мнению, знаю, но именно поэтому мне… следует проявить осторожность, Джей. Ты меня понимаешь?

– Нет.

– Я боюсь, что ты… преступница.

– Преступница?

– За тобой тянется неприятная история.

– И кто же в ней покопался? – спросила она. – Неужели Вирджиния?

– Нет, не Вирджиния, она любопытством не страдает.

– Тогда кто?

– Это не твое дело.

– Кто?

Она слегка нажала ему на виски. От боли он поморщился.

– Что с тобой? – спросила Жаклин.

– Голова раскалывается.

– Ты слишком напряжен, вот и все. Я могу тебе помочь, Титус.

Она прикоснулась пальцем к его лбу, ослабив хватку. Он с облегчением вздохнул.

– Так лучше?

– Да.

– Так кто там разнюхивает, Титус?

– У меня есть личный секретарь. Линдон. Я тебе о нем говорил. Он с самого начала знает о нашей связи. Более того, именно он бронирует отели и сочиняет истории для Вирджинии.

В его речи слышалось какое-то мальчишество, которое даже трогало. Казалось, ему было просто неловко говорить о том, что он ее бросает, никаким разбитым сердцем тут и не пахло.

– Линдон – прекрасный работник. Он проявил чудеса изворотливости, чтобы нам с тобой было легко. Он ничего против тебя не имеет. Просто так случилось, что он увидел твою фотографию, одну из тех, что я сделал. Я отдал их ему, чтобы уничтожить.

– Зачем?

– Мне не надо было их снимать; я совершил ошибку. Вирджиния могла… – он осекся, начал снова. – В общем, он тебя узнал, хотя не мог вспомнить, где видел раньше.

– Но со временем вспомнил.

– Он раньше работал на одну из моих газет, вел колонку о сплетнях. Так он и стал моим личным помощником. И Линдон вспомнил тебя по предыдущему воплощению. Как Жаклин Эсс, жену покойного Бенджамина Эсса.

– Покойного.

– И он принес несколько других фотографий, далеко не таких красивых, как предыдущие.

– И что там, на этих фотографиях?

– Твой дом. И тело твоего мужа. Ну они говорили, что это тело, хотя, боже мой, там вообще ничего от человека не осталось.

– Там не слишком много и было, – просто ответила Жаклин, думая о холодных глазах Бена и ледяных руках. Мужчина, годный только на то, чтобы заткнуться и быть стертым из памяти.

– Что случилось?

– С Беном? Его убили.

– Как?

Неужели голос Титуса слегка дрогнул?

– Очень просто.

Жаклин поднялась с кровати и встала у окна. Яркое летнее солнце прорезало себе путь сквозь жалюзи, и теперь хребты тени и света расчерчивали контуры ее лица.

– Это ты сделала.

– Да. – Титус научил ее быть откровенной. – Да, это сделала я.

Он же научил ее экономии угроз:

– Если ты оставишь меня, я сделаю это снова.

Он покачал головой:

– Ни за что. Ты не осмелишься.

Теперь он стоял перед ней:

– Джей, мы должны понять друг друга. Я – могущественный человек, я чист перед обществом. Ты понимаешь? Моя репутация безупречна, ни намека на скандал. Я могу позволить себе любовницу, да хоть с десяток, люди даже могут узнать об этом. Но убийцу? Нет, это испортит мне жизнь.

– Он шантажирует тебя? Этот Линдон?

Титус уставился на улицу сквозь жалюзи, его лицо исказила болезненная гримаса. Левый глаз задергался от тика.

– Да, если хочешь знать, – ответил он безжизненным голосом. – Эта тварь крепко меня прижала.

– Понятно.

– А если он смог догадаться, то смогут и остальные. Ты понимаешь?

– Я сильная; ты сильный. Мы из них веревки будем вить.

– Нет.

– Да! У меня есть навыки, Титус.

– Я не хочу о них знать.

– Но узнаешь.

Жаклин взглянула на него, взяла его за руки, даже не коснувшись их. Его глаза расширились от удивления, когда он увидел, как руки помимо его воли поднимаются, касаются лица Жаклин и нежно, так нежно гладят ее по волосам. Она провела его дрожащими пальцами по своей груди, взяла их с таким пылом, с каким не могли сравниться желания самого Титуса.

– Ты всегда так осторожен, – сказала Жаклин, его руки лапали ее грудь так, что на ней чуть не появились синяки. – Вот как я люблю.

Теперь его руки спустились еще ниже, а лицо Жаклин изменилось. По нему пошли волны, она словно вся ожила…

– Глубже…

Один его палец вторгся внутрь, а большой гладил сверху.

– Вот как я люблю, Титус. Почему ты не можешь этого делать сам, без приказа?

Петтифер покраснел. Он не любил говорить о том, что они делали вместе. Она заставила его продвинуться еще глубже и все шептала:

– Я не сломаюсь, понимаешь? Твоя Вирджиния может быть и сделана из мейсенского фарфора, но я – нет. Я хочу чувствовать; хочу чего-то, что можно вспомнить о тебе, пока тебя нет рядом. Ничто не вечно, ведь так? Но я хочу того, что будет греть меня по ночам.

Он рухнул на колени, его руки по-прежнему были на ней и в ней, подчиняясь ее воле, блуждали там двумя похотливыми крабами. Титуса заливал пот. В первый раз, вдруг поняла Жаклин, он вспотел у нее на глазах.

– Не убивай меня, – захныкал он.

– Я могу стереть тебя.

«Стереть», – подумала она и быстро прогнала образ из мыслей, боясь нечаянно причинить ему боль.

– Я знаю. Я знаю, – сказал Титус. – Ты можешь легко меня убить.

Он заплакал. «Боже, – подумала она, – этот великий человек стоит у моих ног и ревет, как младенец. Что я могу узнать о силе с таким-то ребенком?» Она сорвала слезы с его щек с куда большей силой, чем требовала такая задача. Кожа Петтифера покраснела.

– Отпусти меня, Джей. Я не могу тебе помочь. Я для тебя бесполезен.

И это было правдой. Он был совершенно бесполезен. Она с презрением отпустила его руки. Те безжизненно повисли вдоль тела Титуса.

– Не пытайся найти меня, Титус. Ты меня понял? Не посылай своих подручных, чтобы сохранить репутацию, иначе я буду безжалостной, и ты со мной не сравнишься.