Книга Пасынки Вселенной. История будущего. Книга 2, страница 68 – Роберт Хайнлайн

Дейв покачал головой и взял деньги.

Когда Мэйги ушел, Маккиннон почувствовал себя совсем брошенным. В заведении оставались только Матушка Джонсон и Дейв. Он с грустью смотрел на пустые стулья: они напоминали ему о людях, которых заграбастали в армию. Дейву очень хотелось, чтобы кто-нибудь – дедуля, безрукий или все равно кто – заглянул на огонек. Сейчас он был бы рад даже Алеку с его жутким нравом. Интересно, что ему сделали за сопротивление вербовщику?

Матушка Джонсон уговорила его сыграть в шашки, пытаясь хоть этим поддержать его дух. Он делал вид, что игра его увлекает, но на самом деле его мысли были далеко-далеко. Со стороны Главного судьи было, конечно, мило посоветовать ему поискать приключений в межпланетных путешествиях, но такая честь выпадала лишь на долю людей с техническим или инженерным образованием. Возможно, ему стоило заниматься наукой и техникой, а не литературой? Тогда сейчас он боролся бы против сил природы на Венере, переживая приключения, вместо того чтобы прятаться от громил в униформе. Это было так несправедливо.

Стоп! Не надо себя обманывать! Фронтир есть фронтир, даже инопланетный, – там нет места специалисту по истории литературы. И дело вовсе не в человеческой несправедливости, просто такой у природы закон, и надо смотреть правде в глаза.

Дейв с горечью подумал о человеке, которому сломал нос, – из-за него-то он и попал в Ковентри. Может, Дейв и на самом деле «паразит на здоровом теле», но воспоминание об оскорбителе вызвало прежнюю вспышку безумной злобы, той, что довела до беды. Он был рад, что своротил тому типу нос – так его и растак! Какое у него было право насмехаться и обзывать людей такими словами?

Вдруг Дейв обнаружил, что в таком же мстительном духе он вспоминает и о своем отце, хотя было чертовски трудно объяснить связь между отцом и тем человеком. Связь эта не лежала на поверхности: его родитель никогда не опускался до брани. Нет, он не ругался, он улыбался самой сладостной из своих улыбочек и цитировал что-нибудь этакое – до отвращения приторное и благостное до тошноты. Среди всех мелких тиранов родитель Дейва, пожалуй, многим бы мог дать фору по части порабощения своих близких под видом любви и заботы. Папаша принадлежал к школе «печальников»: «это-огорчает-меня-больше-чем-тебя» – и постоянно умудрялся находить вполне альтруистическое обоснование своим эгоистическим поступкам. Убежденный в своей незыблемой правоте, отец никогда не мог принять точку зрения сына, о чем бы тот ни судил, – он просто подавлял его натуру во всем, да еще с высоты моральных принципов.

В результате ему удалось добиться двух одинаково отрицательных последствий: естественное стремление ребенка к независимости, подавляемое дома, превратилось в слепое неприятие дисциплины, власти и любой критики, которые подсознательно ассоциировались с находящейся вне всякой критики отцовской властью. Во-вторых, долголетнее подчинение отцу привело к тому, что Дейв усвоил главный порок последнего – ханжеское право судить о морали других людей.

Когда Дейва арестовали за нарушение основного закона, то есть за атавистическую склонность к насилию, его папаша умыл руки, заявив, что совершил все возможное, чтобы сделать из своего отпрыска «настоящего мужчину», и лично он не заслуживает ни малейшего упрека за то, что сын так плохо воспользовался его заветами.

Осторожный стук в дверь заставил их поспешно убрать шашки. Матушка Джонсон отпирать не торопилась.

– Наши так не стучат, – сказала она, – а шпики не осторожничают – лупят в дверь изо всей силы. Так что готовься прятаться.

Маккиннон встал возле тайника, которым пользовался накануне, а Матушка Джонсон отправилась на разведку. Он слышал, как она снимает с верхней двери засов, потом раздался ее негромкий, но чрезвычайно взволнованный голос:

– Дейв! Скорее сюда!

У порога лежал Линялый, он был без сознания. За ним тянулся кровавый след.

Матушка Джонсон пыталась поднять его безжизненное тело. Когда подбежал Маккиннон, вдвоем им удалось стащить Мэйги вниз и уложить на стол. Устраивая его поудобнее, они заметили, что глаза Линялого на мгновение приоткрылись.

– Привет, Дейв, – прошептал он, пытаясь выжать из себя что-то похожее на улыбку. – Побили моего туза козырем…

– Помолчи, – оборвала его Матушка Джонсон и едва слышно сказала Дейву: – Бедняга… Дейв, его нужно отнести к Доктору.

– …Не могу… этого… – бормотал Линялый, – …должен… добраться… до Врат. – Голос его оборвался. Пальцы Матушки Джонсон работали безостановочно, как будто жили сами по себе. Маленькие ножницы, возникшие из каких-то тайников на ее необъятном теле, уже разрезали на Мэйги одежду – надо было тщательно его осмотреть. Острым взглядом Матушка Джонсон спокойно произвела инвентаризацию ущерба.

– Работа не для меня, – сказала она в результате, – но прежде, чем мы его понесем, он должен уснуть. Дейв, притащи мне коробку со шприцем из аптечки. Она в ванной.

– Нет, Матушка! – раздался неожиданно сильный, протестующий голос Мэйги. – Лучше дай мне «перечную» пилюлю… там…

– Но, Линялый…

Он оборвал ее:

– Мне действительно нужно к Доктору, но как я до него доберусь, если не могу идти?

– Мы понесем тебя.

– Спасибо, Матушка, – в голосе его послышалась теплота, – я знаю, что вы это сделаете, но полиция сейчас смотрит в оба. Дай мне пилюлю.

Дейв пошел за Матушкой в ванную и, пока она копалась в аптечке, спросил:

– А почему бы просто не послать за врачом?

– Здесь есть только один врач, которому мы доверяем, – это Доктор. Остальные гроша ломаного не стоят.

Когда они вернулись в комнату, Мэйги снова был без сознания. Матушка Джонсон до тех пор хлопала его по щекам, пока он не пришел в себя и не начал ругаться. Тогда она дала Мэйги пилюлю.

Сильнодействующий стимулятор, незаконный отпрыск простой каменноугольной смолы, тут же возымел действие. Внешне Мэйги теперь выглядел совершенно здоровым. Он сел и своими длинными чуткими пальцами стал нащупывать на левой руке пульс.

– Работает как часы, – объявил он. – Моторчик вполне выдерживает такую дозу.

Он подождал, пока Матушка Джонсон забинтовала его раны стерильными бинтами, потом начал прощаться. Маккиннон взглянул на Матушку. Та кивнула.

– Я иду с тобой, – сказал он Линялому.

– Зачем? Это удвоит риск.

– Ты не в той форме, чтобы путешествовать одному. Со стимулятором или без – все равно.

– Черта с два! Мне же придется еще и за тобой присматривать.

– Я иду с тобой!

Мэйги, пожав плечами, сдался.

Матушка Джонсон вытерла покрытое бисеринами пота лицо и расцеловала обоих.

Пока они выбирались из города, путешествие очень напоминало Маккиннону кошмарное бегство прошлой ночью. Выбравшись, беглецы двинулись по шоссе на северо-запад по направлению к холмам. Порой им приходилось с него сходить и прятаться от редкого в эти часы транспорта. Один раз они чуть было не нарвались на полицейский патрульный автомобиль, оборудованный инфракрасным прожектором и почти невидимый в темноте, но чутье не подвело Линялого, и им удалось укрыться за низким заборчиком, отделявшим дорогу от поля.