Онлайн книга «Зеркальные числа»
|
Вот это поворот! Я резко поднимаюсь и сажусь на кушетке. Голова сразу начинает звенеть, в глазах мельтешат черные точки – как радиолокационные помехи на треснувшем от жара экране. – Агентом? – голос мой срывается, горло затыкает комок. Сглатываю: – С лицензией на убийство? – Чушь какая, – морщится чиновник, – вы до сих пор галлюцинируете? Ревизором, разумеется. Ревизором контрольного управления Министерства освоения космоса. – Контрольного?! А что контролировать? Гальюны на сухогрузах? – Если понадобится – и гальюны тоже, – радостно кивает он. – Да пошел ты, шпак продырявленный. Чтобы я, боевой офицер – и ревизором?! Я встаю и делаю то, о чем мечтал уже минут пять. С наслаждением плюю прямо в центр сияющей лысины. * * * – Что же вы, голубчик? – профессор морщится, – Элементарный же вопрос. Восьмой инцидент на Церере и его юридические последствия, куда проще? Канонический случай. – Я учил, честное слово, – бормочу я. – Поймите, друг мой, – назидательно говорит он, – космическое право – предмет, требующий досконального знания. Вы – представитель государства. Как же вы будете принимать решения? Уж вам-то, отставному офицеру, должно быть понятно значение руководящих документов. Он говорит «отставной», а не «бывший». Хороший дядька, понимает разницу. Бывших офицеров не бывает. – Знаете что, профессор. В боевом уставе космофлота – две тысячи страниц. Наизусть заучить невозможно. – Любопытно. И как же вы справлялись, голубчик? – Да просто. Летел и бил всякую сволочь. А потом разбирался, что сделал по уставу, а что – по наитию. – Да вы анархист, батенька, – вздыхает профессор. Я вздыхаю в унисон. Мне и вправду стыдно. Этот трогательно интеллигентный старичок мне нравится – один из немногих здесь. От одногруппников меня тошнит. Они годятся мне в дети. В одинаковых костюмчиках, одинаково прилизанные – как отпечатанные на принтере. Пол определяется только по татуировкам: зайчик над ухом – юноша, а если белочка – девица. В ушах – затычки наушников, на пол-лица – шторы стереоочков. Тьфу. От скучных лекций хочется блевать, от нудных тестов мутит. Сто раз уже пожалел. Хотя… Первые три месяца на гражданке длились вечность. Я потыкался к хедхантерам: безнадега. Узнав, что я отставник, в ужасе блокировали аккаунт. Чугунный прав: никому не нужны бывшие герои космофлота. По стерео одно и то же: торговые войны и сериалы, сериалы и торговые войны. Человечество не хочет воевать, но не хочет и сотрудничать. Каждый хватает кусок и тащит в свою норку. И серая муть неотличимых ночей и дней. Соседка с психованным котопинчером на поводке. Резиновые губы куриной жопой: – Вы курили в помещении! – Это моя квартира. Могу курить, могу трупы потрошить. – Курить аморально. Я напишу жалобу в квартальный совет по этике. Вы не принимали участия в голосовании по уличному освещению! – Тебе бы мужика нормального. – Хам! Но главное – не это. Космос – это пустота. Но без космоса пустота в душе страшнее стократно. Я выходил на балкон и смотрел в ночное небо. Звезды замазаны городскими испарениями, как иконы – соплями. Но звезды – есть. Они там, за тонким слоем атмосферы. Без меня. А я – без них. Росла батарея пустых бутылок на балконе. Росла гора жалоб в квартальный совет по этике: «не поздоровался», «не хочет обсуждать новости», «не исповедует ни одну из одобренных религий». Через три месяца я позвонил Чугунному и извинился. Тот обрадовался: – Я выиграл пари, между прочим. Коллеги говорили, что вы и месяц не продержитесь. А я сразу сказал: командор – он такой упрямец, не меньше трех. Приходите завтра. Через неделю начинаются курсы, очередной поток. Закончите, сдадите на категорию – и полетите ревизовать. Работы невпроворот: на Ганимеде эпидемия синюхи, слышали? А на восьмом терминале жуткий скандал: радист брал деньги с контрактников и допускал к техническому каналу связи! Список предметов вызывал идиосинкразию: «Санитарные нормы на станциях дальнего космоса», «Регламент деятельности страховых космических агентств», «Контроль и учет использования микробюджетных средств», «Правила эксплуатации петлевых установок очистки биоматериалов»… Очень хотелось взять эту петлевую установку и повеситься на ней. Но я терпел. Скрипел зубами, зубря всю эту хрень. За минуту на борту космического корабля я был готов год обнюхивать гальюны на заброшенных станциях. – Я пересдам, профессор, – вздыхаю я, – выучу все эти инциденты на Церере, сколько бы их ни было. Старичок улыбается: – Я в вас и не сомневался, Крюков. Приходите завтра. * * * Бардак. В министерство вызвали к двенадцати. Я приперся, таща в папке сертификат с весьма бледными оценками, худшими в группе. Ревизор четвертой категории, прошу любить и жаловать. Ниже по статусу в управлении контроля – только робот-уборщик. Но мне было плевать: лишь бы скорее в космос. Куда угодно. Хоть пересчитывать лунную пыль, хоть проверять котловую закладку в шахтерском буфете на Венере. Но встречу перенесли на три часа. Я пошел болтаться по министерству. Посмотрел пыльную экспозицию «Автоматические прачечные в Поясе астероидов». Подивился на инсталляцию «Ревизор»: субъект с невыносимо мужественным лицом держал под мышкой старинный портфель для бумаг, давя космическим сапогом клубок издыхающих змей с надписями «растрата», «халатность» и «нарушение санитарных норм». Потом зашел в столовку. Народу было полно. Потолкался у раздаточных автоматов среди хмурых, погруженных в себя людей. Долго бродил с подносом, ища свободное место. – Денис! Капитан Крюк! Вот так встреча! Я обернулся. Толик Берман – взъерошенный, как всегда, с торчащими во все стороны вихрами. Только – не черными, а седыми. Мы обнялись. – Давай сюда, место свободное. Садись, герой космических баталий. – Все, отлетался. Теперь – военный пенсионер и мелкий чиновник. Я рассказал Берману о моих страданиях. Он громко удивлялся, размахивал вилкой с шариком борща, шумно хлебал огуречный компот, рассказывал и расспрашивал. Не дожидался ответа и снова рассказывал, и снова спрашивал. – А Битюцкий где? Небось, адмирал? – Само собой. У него еще на мичманских погонах адмиральские якоря пробивались. Где-то в Генеральном штабе. |