Книга Маленькая кондитерская в Бруклине, страница 20 – Джули Кэплин

Софи выпрямилась и, широко раскрыв глаза, издала притворный возмущенный вздох.

– Да как же можно!

Он рассмеялся.

– Так я и думал. Время поджимает. Сюда идет официант, и я умираю с голоду, так что тебе придется сделать выбор. – Он наклонился вперед с притворной угрозой. – И я сделаю заказ без тебя.

– О!

Она вздыхала и раздумывала, пока официант терпеливо стоял со своим блокнотом, обмениваясь взглядами с Тоддом.

– Я возьму французскую бриошь… А вы не могли бы сказать, что такое сыр Азиаго?

– Это выдержанный сыр с ореховым вкусом, не такой острый и сухой, как пармезан или пекорино, но очень похожий.

– Хорошо… – Она состроила гримасу и повернулась к Тодду. – Это еще больше усложняет дело.

Тодд закатил глаза и повернулся к официанту.

– Она будет французский тост-бриошь с яблочным компотом, а я – омлет с грибами и сыром Азиаго. – Он повернулся к ней, быстро бросив в ее сторону: – Сможешь у меня попробовать. Еще, пожалуйста, кофе и апельсиновый сок.

– Мне, пожалуйста, чай.

На ходу что-то записывая в блокнот, официант удалился.

– Ты не обязан был этого делать. Теперь я чувствую себя виноватой.

– Ну не надо, я здесь много раз ел. Я люблю омлет и решил, что ради кулинарного образования попробую сыр. А ты сможешь попробовать и то, и другое.

– Очень мило с твоей стороны.

– Милый – мое второе имя, – беззаботно ответил Тодд.

Софи изучала его из-под ресниц. У некоторых людей доброта бывает корыстной, почти расчетливой. Тодду она как будто давалась естественно.

– Ну и как тебе Нью-Йорк?

Она пожала плечами и стала уклончиво изучать замысловатую мозаику на потолке.

– Я здесь всего две недели. И бо́льшую часть времени провела на работе.

Когда она снова опустила глаза, то увидела в его взгляде изрядную долю скептицизма. А потому, перейдя в защиту, поводила пальцем по крупинкам соли на скатерти.

– У меня еще уйма времени. Я здесь на полгода.

Поднятая бровь подстегнула ее продолжать.

– Незачем торопиться. Завтра город будет еще на месте и каждый день после.

– Да, но это же Нью-Йорк. Город, который никогда не спит, забыла? Ты же выходишь в город в перерыве на ланч.

– Эээ… нет, на самом деле.

– Что? – Он глянул на нее подозрительно.

– Я обычно пью кофе и…

Софи пожала плечами. У нее вошло в привычку заскакивать в кафе в атриуме, чтобы выпить кофе, а еще сидеть и смотреть, как люди едят, притворяясь, что она поглощена Фейсбуком или чем-то еще на своем телефоне.

– Тебе надо постараться выбраться. От работы до Центрального парка меньше квартала.

– Я… наверное. Это просто… довольно… – Как противно: теперь кажется, будто она защищается. – О боже, извини, обычно я не такая жалкая. Я не хотела… я имею в виду, не думала, что вот так сразу поеду, и все стало с ног на голову, и все это было…

– Малость чересчур? – спросил он вполголоса.

Софи бросила на него благодарный взгляд.

– Да. Я чувствую себя так, как будто меня забросило на незнакомую автостраду, где все движутся со скоростью искажения пространства, а я застряла на медленной полосе.

– Ты скоро освоишься. Другого такого города не существует. Но здесь легко почувствовать себя одиноким. Стать анонимным.

– Так бывает в любом большом городе.

– Верно. А почему ты не хотела сюда приезжать? В Большое яблоко. Все хотят приехать в Нью-Йорк. – Он поднял обе руки, изображая движение джаз-танцев.

Она бросила на него острый взгляд, удивленная его неожиданной проницательностью.

– Откуда ты знаешь?

– Знаешь ли, я не просто смазливый малый. Я умею слушать. Ты собиралась сказать, что не хотела приезжать.

Софи поморщилась. Ей было слишком стыдно рассказывать ему всю историю.

– Я была всем довольна. Потом я рассталась со своим парнем и подумала: почему бы и нет?

Тодд скептически поднял бровь.

– Как долго ты с ним была?

– Два года.

– Два года! Да брось! Некоторые браки длятся меньше. – Он помолчал, а потом тихо спросил: – И это навсегда? Никаких шансов снова сойтись? Или так ты ему показываешь, чего он лишился? Каков шанс, что он прилетит за тобой с кольцом?

Она бросила на него испепеляющий взгляд, разочарованная его цинизмом.

– Нет уж, это окончательно. – И с горечью, которую она обычно держала в узде, у нее вырвалось: – Настолько окончательно, насколько это возможно.

– Забавно, как легко любовь превращается в ненависть. – В голосе Тодда не было ни тени веселья, скорее в нем звучало усталое разочарование. – Или, точнее, это совсем не смешно. Кажется, это происходит с поразительной легкостью.

Софи с трудом сглотнула.

– А иногда не происходит.

Ей хотелось проснуться и обнаружить, что все это было огромной ошибкой и что Джеймс, женатый на Анне, на самом деле был другим Джеймсом Соумсом. К сожалению, в тот день Анна принесла с собой две фотографии. Вид Джеймса в парадном костюме рядом с сияющей невестой, выражение нежности на его лице, когда он смотрел на новорожденную Эмму, причинили Софи почти физическую боль. Даже сейчас от острой боли в груди у нее перехватило дух.

– Любопытно, что существует такая тонкая грань. Как пара переходит от того, что жить друг без друга не может, к ссоре о том, кому достанется тостер?

– Мы не ссорились из-за тостера. – Софи с трудом сглотнула. – Мы вообще никогда не ссорились. И это все доказывает. Любовь слепа. – Задним числом она понимала, что была не только слепой, но еще глухонемой. Знаков было предостаточно.

– Никогда не понимал смысла этой фразы. Любовь слепа. Так ли это? Когда ты «любишь», – Тодд снова изобразил пальцами мерзкие кавычки, подсказавшие ей, что именно он думает о любви, – разве не изучаешь каждую мелочь, которую делает объект этой любви? Не анализируешь все, что он говорит? Не разбираешь по косточкам смысл всех до единого слов и фраз? Подозреваю, что можно быть ослепленным любовью, хотя это, вероятно, похоть. Голову теряют, скорее всего, от сексуального влечения.

– Значит, ты не веришь в любовь?

Тодд фыркнул.

– Любовь – это отвлеченная идея, социальная концепция, если хочешь. – Софи уловила манеру пресыщенного жизнью ньюйоркца, и ей показалось, что это говорит совсем другой человек. – Песни, книги – сплошь про любовь. Да, понятно, можно быть к кому-то привязанным, о ком-то заботиться. Состоять во взаимно уважительных отношениях. Можно клясться в верности… Но, в конце концов, люди по своей природе эгоистичны. Для каждого на первом месте – он сам. А идеальная, всеобъемлющая любовь, сердца и цветы, самоотверженность – это вымысел. Сюжеты для книг и песен.