
Онлайн книга «Под несчастливой звездой»
Девочка подозрительно посмотрела на парня. В тусклом свете звезд она не смогла различить его лица. Но вопрос был задан самым благожелательным тоном. — Нет, не соврал. Его дядя Котас Минатиец самый богатый купец в Тикене. — Это он не разрешил племяннику на тебе жениться? — Он, но мне и самой не очень-то хотелось. — Почему? Ты могла бы устроить свою жизнь. Разве не лучше быть госпожой, чем служанкой? Айри заколебалась. Но природная осторожность все же взяла верх. — Мне лучше с Тусетом. — Старик спит с тобой? — А вот это не твое дело! — Прости, я не хотел… — А я хочу! — она сгребла чашки в охапку. — Спать! Треплос схватил ее за плечо. — Я же извинился! Это действительно не мое дело. Девочка ударила его по руке. — Отпусти! И не смей меня трогать! Юноша отпрянул. — Тихо, тихо! Я не хотел ничего плохого. Айри сложила посуду в корзину. — Не обижайся, если хочешь, я тебе стихи почитаю? — предложил Треплос. — Я лучше пойду спать, — сказала девочка. — Такая ночь! — всплеснул руками парень. — А ты спать! Тебе же не сто лет, как твоему магу. Готов спорить, что Растор тебе стихов не читал. — Нет. — Тогда слушай! — поэт тихонько взял из ее рук корзину и, присев на борт, тихо заговорил: Сердце, сердце! Грозным строем стали беды пред тобой.
Ободрись и встреть их грудью и ударим на врагов!
Пусть везде кругом засады — твердо стой, не трепещи!
Победишь — своей победы напоказ не выставляй,
Победят — не огорчайся, запершись в дому, не плачь!
В меру радуйся удаче, в меру в бедствиях горюй;
Смену волн познай, что в жизни человеческой царит.
[5]
Его мягкий бархатный голос завораживал и ласкал слух. А срывавшиеся с губ Треплоса слова казались мудростью почти божественной. — Здорово, — тихо проговорила она, когда поэт замолчал. — Это правда, ты написал? — Конечно, — ответил юноша. — Эти стихи для тех, кто понимает божественную природу поэзии. Кто сам обладает тонкой душой, способной оценить прекрасное. — Какой из меня ценитель, — засмеялась Айри. — Я простая служанка. — Неправда, — решительно возразил Треплос. — Боги дали тебе не только прекрасный облик, но и доброе сердце. Девочка смущенно отвернулась, а парень продолжал с прежним накалом. — Ни за какие деньги не купишь умение видеть красоту окружающего мира, неба, ветра, стихов! Да большинство Милетских богачей не оценили бы того, что я тебе прочитал. Им больше по душе грубая лесть! А ты сразу оценила талант поэта, разглядела в простых словах его душу! Это просто удивительно! Он передвинулся ближе к Айри и озабоченно спросил: — А может быть в твоей семье тоже любили стихи? — Я сирота, — вздохнула Айри и шмыгнула носом. — Прости, я не хотел тебя огорчить, — казалось, Треплос сам вот-вот расплачется. — У меня самого нет родителей. Я жил у дяди, который относился ко мне как к рабу! Даже хуже… Вот почему я все время хотел уехать из Милеты. — После смерти матери меня воспитывала одна женщина, — вздохнула девочка. — Два года назад она умерла, и я осталась совсем одна. — Она была хорошей? — участливо спросил поэт. — Очень! — ответила Айри и, поколебавшись, добавила. — Её звали Шило. Она научила меня многим вещам, в том числе, и слушать стихи. — Как это? — заинтересовался Треплос. — Она любила их читать и даже сама писала…, — от нахлынувших воспоминаний захотелось плакать, девочка всхлипнула. — Только она никому не говорила об этом, даже мне. — Как же ты узнала? — Однажды Шило поссорилась… со своим другом, — начала рассказывал Айри, понизив голос. — Я не знаю, почему и кто из них в этом виноват. Она очень страдала. Но как гордая женщина не могла идти мириться первой. Шило написала письмо и отправила меня с ним. Друг прочитал его при мне вслух. Так я узнала, что моя воспитательница пишет стихи. — Наверное, они были замечательные? — вздохнул юноша. — Да, — ответила девочка и тихо заговорила: Как часто нам приходиться прощать,
И говорить «спасибо» с нежностью во взоре.
Оставив в сердце горечь сожалений,
Забыв обиды и взаимные упреки,
Мы учимся любить,
Мы учимся прощать.
И, потеряв себя, все начинаем снова…
Но только вот не с чистого листа,
Ведь то, что было — это есть,
И нам от этого уж никуда не деться…
В глазах застывший лед невысказанных чувств,
О них мы знаем все сполна, но не расскажем никогда…
— Красиво! — пробормотал Треплос. — Просто замечательно! Они помирились? — Конечно, — ответила со вздохом Айри. — Вот после этого случая Шило и стала читать мне свои стихи. А потом ее убили. — Мне так жаль, — проговорил поэт. С палубы гребцов раздался легкий стук. Девочка встрепенулась. — Ой! Как долго мы тут сидим! Прости, Треплос, мне надо идти. — Хороших снов, Айри, — улыбнулся поэт, и прежде чем она успела опомниться, наклонился и легонько поцеловал ее в щеку. Девочка хотела его ударить, но он легко перехватил ее руку и еще раз поцеловал в уголок губ. — Спокойной ночи. Айри вырвалась и, шипя рассерженной кошкой, спустилась с кормовой палубы. Весь следующий день она подчеркнуто не обращала на него внимания. После полудня Нарон все же решился поднять парус, и гребцы смогли отдохнуть. Треплос вновь попытался с ней заговорить. — Я тебя обидел? Прости. Вид у него был такой смешной и виноватый, что девочка не выдержала и улыбнулась. — Ага! Вот ты и смеешься! Вечером они вновь сидели на носу, Треплос читал ей стихи, а она внимательно слушала, наслаждаясь его звучным бархатным голосом. Расставаясь, поэт вновь поцеловал Айри. На этот раз она не стала возражать, а на третий вечер едва не задохнулась от охватившего ее восторга. Александр с ленивым любопытством наблюдал за стремительно развивающимся романом служанки Тусета и милетского поэта, которого он про себя окрестил «самовлюбленным бабником». Когда они первый раз засиделись допоздна, Алекс хотел вмешаться и поставить Треплоса на место. Но потом передумал. Парень вел себя предельно вежливо и корректно, читал стихи, не домогался, а очаровывал. Но парочка видимо услышала какой-то шум и рассталась. |