Онлайн книга «Игра Реальностей. Эра и Кайд. Книга 2»
|
– Какие вещи? Все здесь… Сыночка, вы только живите счастливо, слышишь? С женой своей… – Кстати, – он сделал жест рукой стоящей позади Лайзе – подойди, – я хотел тебя с ней познакомить… – С кем? – С моей женой. Знакомься, это Лиза. На «Лизу» смотрели с радостью, как на родную дочь, после поцеловали в обе щеки, погладили по голове – приняли без всяких слов. – Как хорошо, – сообщили удивленной Лайзе, – что ты для него нашлась, дочка… Скажи, живете и не ругаетесь? – Нет, – Лайза улыбнулась. Ей совсем не приходилось врать. – Мы хорошо живем, душа в душу. – Как же хорошо, что Бог ее тебе послал, Мишенька. Значит правильная, если не ругаетесь. – Лидия вернулась к сыну, положила ладони ему на грудь. – Береги ее, сынок, берегите друга, потому что вы самое ценное… – Мама, мы пришли, чтобы забрать тебя домой. – Домой? Их слушали другие старики, слушали, как строки из сказки, которые звучат не для них. Лида почему-то не обрадовалась, зачала головой. – К вам в гости? Не надо, я старая. Мне ведь… недолго, я лучше здесь. А у вас своя жизнь, молодая, отдельная. Не пойду я вам мешать… – Мама, не в гости. Мы вернули вашу квартиру. На сказавшую эти слова Лайзу смотрели, как на отделенный от послевоенного мира стеклом райский остров в океане – красиво, но недостижимо. – Нет у меня квартиры, Лизонька, не то подписала я когда-то… – Есть. – Есть, – подтвердил Мак. – Мы наняли адвоката, вернули твое жилье. – Мое? Он понял, что сейчас она будет плакать. – Твое. На Лесной. – Кто помог? Адвокат? – Адвокат. Мак до сих пор не знал, кто именно был тем посланным на задание Дрейковым «адвокатом», но сработал последний быстро и чисто. Судя по всему, обошелся без крови. А внутри Лиды и робость, и неверие – все это залито сверху желе из надежды. – На Лесной? Моя… квартира? – Да. Мы едем не к нам, а к тебе домой. Ты ведь пустишь нас в гости? – Мишенька… – Куда только исчез протест и нежелание покидать чужой казенный дом. Лидия Степановна вдруг забыла о том, что стара, улыбнулась, соседям своим сообщила. – Я еду домой, слышь, Павловна? Никадим, Григорий (это своим соседям), домой еду! Собираться счастливице помогала та самая «Паллна» – седая полноватая женщина с короткой стрижкой, – между фразами «все взяла?» прячущая собственные слезы. Такси ждало за воротами. «Мама» перед ним затормозила, заволновалась: – Дорого ведь… – Сейчас уже не дорого. Садись, пожалуйста. Он разместился с ней рядом позади, Лайза на переднем сиденье – хлопнули дверцы, завращались, размалывая бурый снег, колеса. – Лесная двадцать пять, пожалуйста. Сознание старой Лиды уже давно было заключено в некий уберегающий от потрясений шар-сферу – Мак это отчетливо чувствовал. И туда потихоньку, чтобы не напугать, чтобы не лишить почвы под ногами, проникало понимание – сын вернулся, он рядом. Не убит на войне, выжил. Женат счастливо, детки когда-нибудь будут. Что еще нужно для ровного сердцебиения, для ощущения, что закончилось все хорошо? Почти уже закончилось. Про квартиру она до сих пор не верила – решила, что чего-то перепутала, недопоняла. Как это – вернули? Ведь не бывает такого. Если окажется в гостях, постарается не мешать. Где сможет – приберет, где получится – сварит. Аллертон ловил обрывки ее ощущений про дороговизну, про такси, на которых лет тридцать назад ездили друг к другу только работники парткома. Про «партком» он не знал ничего, но смысл уловил – подобные поездки «простые смертные» позволить себе не могли. Лида чувствовала себя некомфортно. Но рядом лежала родная рука – она ей теперь оплот. Расплакалась она уже перед собственным домом, когда вышли из машины, когда выдал из багажника водитель чемодан. – Пойдем, – Аллертон аккуратно взял Лидию Степановну под локоть. – Сыночек, правда, что ли? «Мама» шла рядом с ним, то и дело поскальзываясь лысыми подошвами старых пимов по льду. Ее запустили внутрь первую, ждали, когда осознает. Стояли позади в коридоре, пока Лидия Степановна, опершись на стену коридора, зажимала пальцами глаза. Дом, милый дом. Здесь с момента ее «отъезда» не делали ремонт, мебель тоже толком не меняли – кому нужно? Так и остались обои старыми, полы скрипучими, мебель темной, местами потрескавшейся. В спальне кровать на пружинном металлическом матрасе, шифоньер у окна, в гостиной шкаф и кресло, которому на вид лет пятьдесят, и продавленный залетными парочками диван. Телевизор с выпуклым «аквариумным» стеклом, побывавший во владении «Гредьента», так и стоял на покрытой вязаной салфеткой тумбе – Мак проверил, рабочий. И хорошо, что почти ничего не поменялось, возвращаться всегда проще туда, где все осталось как прежде. – Что ж я… на пороге-то держу, проходите… Лида вошла в гостиную, как сомнамбула, и видела она не то, что видели гости, а летящее сквозь бесконечность время и его моменты. Как получили эту квартиру с Анатолием от завода, как радовались первым покупкам. Как ступал маленькими ножками по тогда еще новым коврам маленький годовалый Мишка. Ей здесь и помирать будет легче, в своих-то стенах… – И пахнет как хорошо. Чистым… Чистым. Потому что все утро Лайза мыла пола, подоконники, окна, двери. Потому что старалась, варила свой первый в жизни суп на чужой незнакомой плите – получилось хорошо, вкусно. И всего один маленький ожог на пальце. «Мама», как разделась, почти сразу ушла в спальню – стыдилась плакать перед детьми, сидела на постели, смотрела в выходящее на узкую дорогу дальнего от центра района окно, знала этот перекресток, как свои пять пальцев. Бывало, ждала Тольку с работы, смотрела на машины, автобусы, светофоры. Распускались тогда на молодых березах почки, после выстреливали по весне листья, а сейчас эти березы вон какие – давно выше дома уже, выше его антенн. – Как думаешь, все хорошо? Мак обнимал Лайзу в коридоре, гладил ее по голове – молча благодарил за помощь и поддержку. – Думаю, да. – Она… плачет. – Это нормально. Она долго здесь не была. Ничего, все устаканится и успокоится. Высохнут на старческом лице слезы, вернется в глаза улыбка. Привычка – вещь великая, а «маме» теперь нужно снова привыкнуть к дому, а не интернату, где хоть и заботились, да без души. – Раздевайся, принцесса. Это наш с тобой дом пока. «Я рядом». |