Книга Тайное венчание, страница 10 – Барбара Картленд

Она была ещё бледнее, чем вчера, а в глазах девушки застыло такое отчаяние, что в сердце графа вольно зашевелилась жалость.

Сегодня на Верните было не чёрное, а бледно-лиловое платье, напомнившее герцогу о фиалках, продающихся на Бульваре Капуцинов.

Платье выглядело совсем простеньким, но граф, знавший толк в подобных вещах, заметил, что оно сшито хорошим портным из дорогого материала и когда-то, должно быть, стоило немало.

— Мадам Данжу говорила, что вы… что вы хотели прийти, — проговорила Вернита дрожащим голосом.

— Я очень сожалею о смерти вашей матушки, — промолвил граф.

Слезы выступили на глазах Верниты, и она поспешно отвернулась.

— Мама умерла от голода, — тихо и горько ответила она.

— Мне очень жаль, — негромко повторил граф.

— Зимой она очень страдала. Но сейчас, я думаю, она встретилась с папой на небесах и снова стала счастлива.

Эти слова Вернита проговорила тихо, как будто обращаясь к самой себе.

— Вчера, когда я увидел вашу матушку, — мягко заметил граф, — мне подумалось, что она выглядит счастливой, как будто нашла то, что так долго искала.

Вернита удивлённо взглянула на него, и граф объяснил:

— Я пошёл вслед за вами. Девушка, впустившая вас в дом, объяснила, что ваша мать умерла.

— Мадам Данжу рассказала мне, что вы были так добры и взяли на себя расходы по похоронам. Мы похоронили маму сегодня утром. Месье и мадам Данжу не хотели… не хотели долго держать в доме мёртвое тело.

— Понятно, — ответил граф. — Что же вы теперь думаете делать?

Наступило молчание. Граф понял, что Вернита и сама не знает, как ответить на этот вопрос.

— Буду работать, — сказала она наконец.

— Здесь?

— Я надеюсь, мадам Данжу не откажется сохранить комнату за мной, — тихо сказала девушка.

— Без матери вам здесь будет очень одиноко.

— Знаю, — ответила Вернита, — но что же мне остаётся?

— Я могу вам кое-что предложить.

Вернита вскинула глаза, и графу показалось, что за вся напряглась. Сообразив, что девушка могла его неправильно понять, он поспешно добавил:

— Думаю, я смогу найти вам место в особняке Шаро.

Вернита непонимающе смотрела на него, и граф продолжал:

— Принцесса восхищена вашей работой и готова дать вам новые заказы. Думаю, я смогу уладить дело так, что вы станете личной портнихой принцессы и будете жить у неё во дворце.

Вернита не отвечала. Сцепив руки на груди, она уставилась в пол, словно там могла увидеть подсказку: принимать или не принимать предложения графа?

Граф догадался, что такая мысль ей никогда и в голову не приходила: теперь Вернита была взволнована, почти испугана.

Граф молча ждал. В модных панталонах цвета шампанского и облегающем сюртуке с длинными фалдами, с элегантно завязанным под подбородком белоснежным шейным платком он казался удивительно чужим на этой узкой, тёмной и грязной лестнице.

Наконец Вернита, съёжившись, произнесла нерешительно:

— Вы очень добры… но я думаю, мне лучше будет ютиться здесь.

— Вы полагаете, это разумное решение? — спросил граф. — Здесь холодно, мрачно, и не с кем поговорить, кроме той женщины, с которой я разговаривал вчера, и её дочери.

Граф заметил, что при этих словах Вернита сникла.

Она сама понимала, как тяжко будет ей жить в этом унылом месте одной.

Луиза, несомненно, будет ещё с большей настойчивостью звать её на прогулки в поисках приключений.

Вернита знала, что мама, будь она жива, никогда не позволила бы дочери гулять по улицам или, тем более, знакомиться с мужчинами в дешёвых кафе; и Вернита никогда не сделала бы того, чего не одобряла мама. Однако она понимала, что рано или поздно скука и тоска одинокой безрадостной жизни сделают своё дело.

— Поверьте, это для вас лучший выход, — прервал её размышления проникновенный голос графа.

— Зачем вы это делаете, месье? — спросила Вернита. — Почему вы так заботитесь обо мне?

Она старалась говорить гордо и независимо, но голос её дрожал, словно у испуганного ребёнка.

— Вчера мне стало жаль вас, — ответил граф, — и я подумал, что ваши наниматели бессовестно используют ваш труд. Что мне отвратительно во французах — это их мелочная, бездушная жадность!

— Но французы бывают и очень добры, — ответила Вернита, вспомнив о мадам Данжу.

— Возможно, к одинокой молодой девушке некоторые из них будут слишком добры, — сумрачно ответил граф.

Вернита вскинула глаза и тут же отвела взгляд, и Аксель понял, что задел за больное место.

Девушка вспомнила, как несколько раз в магазинах с ней заговаривали мужчины. Они отпускали двусмысленные комплименты, а некоторые даже пытались добиться свидания.

Вернита никогда не рассказывала об ЭТИХ случаях матери. В такие минуты она чувствовала ужас: ведь рядом не было никого, кто смог бы её защитить.

В огромном доме, думала Вернита, у неё по крайней мере появятся товарки-служанки; она будет уже не одна.

Да все лучше, чем прозябать в одиночестве на чердаке, где все напоминает ей о мученической смерти матери!

— Это предложила сама принцесса? — спросила графа.

— Ещё нет, — ответил граф, — но она послала за вами, чтобы немедленно дать вам заказ на ещё одно неглиже.

— Я должна ехать с вами?

— Да, и немедленно! Вы ещё узнаете, что её императорское высочество, когда чего-то хочет, не умеет ждать ни секунды!

Вернита слабо улыбнулась в ответ.

— Не будете ли вы так добры подождать меня внизу? — попросила она. — Я только надену чепчик.

— Поторопитесь, — посоветовал граф.

Он вышел на улицу, сел в фаэтон и принял вожжи у кучера.

Через несколько минут в дверях показалась Вернита.

Сегодняшний её наряд был совсем не похож на вчерашний.

Вместо простенькой чёрной соломенной шляпки, обычной для парижских белошвеек, на голове её был изящный и дорогой, хотя и вышедший из моды, чик.

В этой вещице, украшенной бледно-сиреневыми цветами в тон платью, Вернита, как внезапно осознал граф, выглядела настоящей благородной дамой. Словно угадав его мысли, Вернита заметила:

— У меня не было времени переодеваться. — Помолчав, она добавила, чтобы быть совсем честной: — Вчерашнее платье и шляпку я одолжила у дочери мадам Данжу. Мне неудобно просить её об этом два раза подряд. А это — всё, что у меня есть.

Она не добавила, что платье это принадлежало её матери, любившей сиреневый цвет. У Верниты не было чёрных платьев, и она решила, что лиловый цвет больше всего подходит для траура.