Онлайн книга «Ярость»
|
Кречет вскинул брови: – Что, все? Лейтенантик вытянулся, как я понял, во фрунт, хотя я не знаю, что это, но очень похоже, что тянется именно во фрунт и вот-вот от усердия перервется, как амеба при делении: – По вашему приказанию... по вашему приказанию сформирована отдельная часть! Кречет вскинул брови: – По моему приказанию? Пивнев вмешался: – Это я велел. От вашего имени. Кречет смерил его коротким испытующим взором. Поинтересовался холодновато: – И что же я приказал? – Сформировать часть из мусульман, – ответил Пивнев, чуть смешавшись. Он отводил взгляд, всячески старался не смотреть в наливающиеся гневом глаза взбешенного президента. – Вас не было, а идея показалась неплохая. Но кто я, чтобы меня послушали... Кречет задержал дыхание, мы ожидали вспышки гнева, но он выпустил из груди воздух, сказал с тяжелым, как бронетранспортер, спокойствием: – Вот именно, кто вы. Я пока еще не Брежнев. За меня не надо ни писать речи, ни отдавать приказы. Стушевавшись, Пивнев отступил и заспешил затеряться среди сопровождающих Кречета. Кречет бросил лейтенанту: – Где они? – Построены вон в том ангаре! Кречет кивнул, пошел быстрым размашистым шагом, как Петр Первый на картинах, а генералы потянулись за ним, как гуси на водопой, никто не решался забежать вперед или хотя бы пойти рядом. Солдат, обыкновенную десантную роту или батальон, выстроили под крышей, что в свою очередь была разрисовала желтыми пятнами и накрыта маскировочной сеткой. Яузов тащился за Кречетом, неодобрительно покачивал головой: – Придумал же такое... Мы так и двигались вдоль строя, всматриваясь в суровые лица. Как на подбор все русые, светлоглазые, половина с курносыми рязанскими лицами, в ком-то чувствуется та добротность, по которой отличаешь сибиряков из самой что ни есть глубинки, из тайги. Кречет наконец остановился. Глаза его впились в одного солдата, рослого, ничем не примечательного, разве что над виском белел шрамик: – Ты в самом деле мусульманин? – Так точно, господин президент! – Гм, – сказал Кречет в задумчивости, – с виду ты молод даже для Чечни. А уж для Афганистана... Как вдруг принял ислам? Солдат отчеканил: – Соседи были узбеки. Сперва я дрался с ними, а потом, когда подружились, я постепенно узнал о Коране. – Но почему принял? – допытывался Кречет. – Говори, не стесняйся. Я президент, а не генерал. Президент – это отец. Солдат в затруднении сдвинул плечами: – Не знаю. Захотелось чего-то высокого!.. А его нет. Ни коммунизма, ни Родины, ни бога... Когда сосед дал почитать Коран, я вдруг понял, что готов стать мюридом. В сердце будто огонь, душа переродилась. Я всегда хотел жить для чего-то высокого... и теперь знаю, для чего. Кречет умолк, постоял в задумчивости. Сзади нарастал удивленный ропот. Он наконец кивнул, двинулся вдоль строя, но уже не останавливался. Я искоса присматривался к Яузову. Министр обороны во всем соглашается с Кречетом, не спорит, а когда тот сказал, на мой взгляд, совсем уж что-то дикое, для Яузова дикое, военный министр только сдвинул плечами и вежливо улыбнулся. Возможно, не хотел отвлекать президента от важных маневров, но на душе у меня стало гаже, чем на подмосковной военной базе. Там все ясно, а здесь разберись, почему Яузов не спорит: то ли зуб ноет, то ли что-то вскоре произойдет, что разом решит всех и все расставит: кого в шеренгу, а кого и квадратно-гнездовым. Когда вернулись на передвижной командный пункт, я протянул руку к телефону: – Разрешите? Кречет посмотрел с удивлением. При нем я ни разу не звонил: ни домой, ни жене на дачу, словно я так и жил бобылем. Яузов проворчал с неудовольствием: – Это военная связь! Маневры на дворе, а вы начнете о философии муть разводить... – Почему о философии? – удивился я. – А о чем вы можете еще? – гаркнул он с невыразимым пренебрежением. Кречет поморщился: – Дай ему телефон. Виктор Александрович всегда держится очень скромно. Я набрал номер, отвернулся от них. Трубку подняли после второго гудка, нежный волнующий голос произнес: – Алло? – Стелла, это я, – сказал я бодро. – Виктор Никольский! – А-а, – сказала она чуть более сухим голосом, – кого на этот раз бьете по голове? У меня вертелось на языке, что могу не только бить по голове, но и ставить носом вниз, но сказал очень скромно, чтобы мужское хвастовство едва-едва проглядывало: – Здесь только Кречет рядом, его не стукнешь. Сдачи даст, здоровый бугай! Я тут, понимаешь, сейчас на правительственных маневрах. Показываем зубы Западу. Мол, приблизятся к нашим границам со своим НАТО, мы долбанем, такова наша русская натура, и пусть все летит в тартарары. Как ты себя чувствуешь? – Нормально. – Правда? – Да. А что? – Да вот прикидываю. Надо было кое-что завершить, но теперь я горю желанием... ну, сама понимаешь, твоя удивительная щетка, ванна с солями и шампунями... Краем глаза я увидел, как мясистое лицо Яузова начало наливаться густой кровью. Голос в трубке поперхнулся, затем в нем прозвучала странная нотка: – Ты еще не передумал? – Как можно! – А когда вернешься? – Да сразу после маневров. Голос спросил осторожно: – Ты пробудешь там до их конца? – Что делать, – ответил я беспечно, – я ведь в какой-то мере член правительства. Надо! Она умолкла на время, словно укладывала в голове разбегающиеся мысли, затем в голосе прозвучало довольство, в котором мои подозрительные уши уловили намек на злое торжество: – Хорошо. – Ура, – сказал я счастливо. – Я прибуду с шампанским и цветами. Чувствовалось, как на том конце провода она поморщилась, но голос оставался таким же приветливым и многообещающим: – Захвати только цветы, а шампанское у меня есть любое. – И повеселимся, – сказал я полуутвердительно. – Как скажешь, – ответила она мило. Я видел зверский взгляд Яузова, он уже свирепо шептал на ухо Кречету, тыкал в мою сторону толстым, как ствол гранатомета, пальцем. Кречет смотрел с укоризной. |