Книга Колдун. Сквозь века., страница 5 – Елена Синякова

Я честно пыталась отвлечься.

Пыталась углубиться в мир знаний, что-то неловко чиркая в блокноте, но не могла перестать вздрагивать каждый раз, когда кто-то появлялся в читальном зале, всматриваясь в каждую мужскую фигуру с горечью паники, которая углубилась где-то внутри, и залегла на дно, словно черная дыра.

К обеду людей в библиотеке значительно прибавилось.

Стало немного шумнее, и женщина-консультант часто шикала на веселую молодежь, призывая к порядку и дисциплине, а еще украдкой бросала встревоженные взгляды на меня.

И ее можно было понять.

Я проторчала в читальном зале весь день, вынужденная попрощаться и сдать литературу только потому, что закончился рабочий день, и все посетители должны были покинуть помещение до следующего утра.

Но я была ей благодарна от всей души, когда внимательная женщина вызвала мне такси и даже проводила до машины, очевидно замечая, как я, оглядываюсь и с дрожью всматриваюсь в каждое темное пятно на улице в опустившихся сумерках.

И вот я была дома, и совершенно не знала, как объяснить папе свой страх, вздрагивая истерично даже от знакомого лязга его инструментов, которые он часто менял.

— Это что еще? — я не заметила, как папа оказался рядом, касаясь меня указательным пальцем за подбородок и хмурясь, глядя на прокушенную нижнюю губу, которая конечно же припухла и не вызывала своим видом восторга. — Какая же ты невнимательная, Маришка! Вечно торопишься и травмируешь себя!

Папа цыкнул недовольно языком, и пождал губы, не видя, как я вдыхаю запах гаража, где смешались бензин, аромат старой потертой кожи и стали, лишь бы стереть из воспоминаний другой аромат. Чужой. Пугающий. Ввергающий меня в те минуты, где я оказалась в его руках. Во власти его губ и того безумия, которое терзало этого человека.

Я до сих пор ощущала вкус его губ и языка в себе, сколько бы чашек кофе не выпила, чтобы стереть из памяти и своего тела все напоминания о нем.

Но ничего не помогало. Ничего не могло спасти меня.

— И как теперь ты в таком виде покажешься перед гостями?

— Гостями?

— Ну разве не сегодня должны прийти родители этого чертова Дэна, чтобы сосватать тебя официально? — я поморщилась не столько оттого, с какой ненавистью и презрением выплюнул эти слова отец, сколько оттого, что события последних дней совершенно выбили меня из привычного уклада жизни при чем настолько, что я напрочь забыла о таком важном событии в своей жизни!

Этот человек сведет меня с ума!

Видимо этого он и добивается!

— Пап, не надо…

— Что не надо? Твоя мать с утра из кухни не вылезает, чтобы накормить этих гаденышей, а сестра вычистила дом так, словно мы готовимся перестраивать его в чертову операционную!

Я поморщилась, понимая как никогда, что сегодняшний вечер будет сложным и напряженным.

Папа искренне, всей душой ненавидел свою будущую родню, и был совершенно против этого брака. И ничего бы не получилось, если бы мама не встала на мою сторону, заявив, что чувства дочери превыше всего. Даже интуиция отца, на которую он ссылался каждый раз, если что-то шло не так, всегда заявляя только одно: «А ведь я сразу говорил, что так и будет!»

Положив свои тетради и учебники на его грязный, вечно захламленный деталями стол, я подошла к отцу, обнимая его сзади и блаженно вдыхая такой теплый и родной аромат, примирительно улыбнувшись:

— Всего один вечер, пап.

— Эти гавнюки унизили тебя! — в тысячный раз надулся отец, злобно клацнув зубами, но все-таки положив свои широкие теплые ладони поверх моих, не боясь замазать мазутом, а я в тысячный раз терпеливо и спокойно улыбнулась ему, не пытаясь доказать, что он не прав, а просто стараясь донести свою правду:

— Никто меня не унижал.

— Потащили тебя в больницу, чтобы убедиться в твоей невинности!

Уже несколько месяцев прошло, а папа продолжал беситься и дрожать от ярости каждый раз, когда только вспоминал об этом.

— Ну я же уже столько раз объясняла. Родители Дэна очень ревностные католики и поэтому для них важно, чтобы все условности были соблюдены. И потом, ты же знаешь, что католические семьи очень редко позволяют своим детям связывать себя узами брака с иноверцами.

— Можно подумать, что католики не трахаются! — фыркнул злобно отец, на что я лишь простонала:

— Ну, паааааап!

— Что пап? Лучше бы за сыновьями своими следили, прежде чем лезть под юбки девчонкам! И не надо мне тут глаза закатывать! Думаешь, я не слышу, что люди говорят про этого твоего Дэна?! Ты не смотри, что я постоянно в гараже с железяками и машинами! Я тоже много что знаю!

Этими словами начиналась каждая наша ссора, я тут же кидалась защищать своего жениха, а папа нападал до последнего. Пока не вмешивалась мама и все не затихали.

— Опять будешь напоминать мне про ту историю с задержанием? — тут же надулась я, даже если не перестала обнимать своего мрачного, часто слишком эмоционального отца, который любил поголосить, а он продолжал держать меня легко за руки, обнимая в ответ, даже если уже завелся и начинал не на шутку злиться.

— Буду!

— Это не были наркотики, пап! Дэн пытался разнять драку в клубе и его забрали вместе с остальными! Наркотики нашли не у него лично, а у одного из парней в общей компании друзей!

— Ты мне зубы то не заговаривай! Мелкая ты еще, чтобы знать людей! Он тебе наговорил бреда всякого, а ты и уши развесила!

— Если бы дела были на самом деле настолько серьезные, и Дэн был замешан в этих поставках наркотиков, думаешь, его бы выпустили в тот же день из полиции?

Это всегда был мой контраргумент, на который отец лишь злобно хмыкнул, поворачиваясь ко мне вполоборота и выгибая брови:

— Ты мне сказки то не рассказывай! Будто в полиции все такие честные и неподкупные!

Эти препирательства были бессмысленны.

Я по опыту знала, что мы можем целый день вести такой разговор с папой, обязательно поругаться и надуться друг на друга, а потом еще не разговаривать несколько дней, пока не вспылит мама, но только сегодня был очень важный день в моей жизни, и нельзя было омрачить его. Еще больше.

Поэтому я выдохнула первой, потянувшись, чтобы поцеловать папу в щетинистую щеку и завершить спор на этой ноте, больше не углубляясь в его дебри.

— Ладно, иди к матери. Помоги ей там, и готовься, а то скоро принц твой прибудет, — пробурчал в ответ отец, отвернувшись, чтобы снова углубиться в любимый мир стали и механизмов, уже не видя, как я улыбнулась.

Сначала широко, но тут же тихо застонав от боли на губе, которая в эту же секунду вернула меня в страшные, едкие воспоминания о том типе, словно снова кидая в его руки и жар.

Он был как черное пятно в моем солнечном и когда-то чистом мире.