Книга Тимофей: блокнот. Ирка: скетчбук, страница 9 – Нина Дашевская

Приехал из командировки папа. Был в Италии. И привёз мне подарок. Знаете, что? Окарину, глиняную флейту! То есть она не похожа на флейту, а больше на сердце. Не как его рисуют на открытках, а настоящее сердце, как в учебнике анатомии. И в ней отросток и дырочки. В этот отросток дуешь, дырочки зажимаешь… И флейта нежно-нежно так звучит. Тихонечко. Папа! Как он только так угадал!

Я никак не мог взяться за уроки и сказки не мог Захару придумывать – лежал на своём втором этаже ногами в потолок и играл на окарине. Быстро научился, кстати. Даже Леська сказала, что у меня талант.

А я закрывал глаза и видел: кругом снег, снег, снег и край земли. И я совсем один.

* * *

На бадминтоне подошёл Степанов. И сказал вдруг:

– Тимофей, ты можешь меня выручить?

Я даже обрадовался. Серебристый Самолёт приносит керосин своему другу. Если Степанов попросил, значит – мы друзья?

– Да, что нужно? – спросил я.

– Пять тысяч рублей.

– Ой.

Ой, к этому я совсем не был готов.

– А что случилось? – спросил я.

Степанов вдруг встал и ушёл. И в дверях уже пробормотал что-то вроде «извини».

Так, пять тысяч рублей. У меня, конечно, нет таких денег. Вернее, есть – лежат, копятся непонятно на что. Родители иногда дают деньги, ну, и тётя с бабушкой дарят на Новый год. «Ты взрослый мальчик, сам решишь, что тебе нужно». Но пару раз, например, у нас совсем не было денег, и родители брали «из моих». Всегда сразу отдавали. А тут? Если бы знать, что Степанов отдаст… Но он же вообще ничего не говорит! И я про него ничего не знаю. Совсем! Как я могу?

Ты хотел друга, Тимофей? Вот так, очертя голову, бросился бы в пропасть за своим другом Белым Айфоном?

А вдруг родителям будет нужно… И что я им скажу? Зачем Степанову нужны деньги! На что? Может, маме на операцию. А может, он проиграл в карты. Откуда я знаю?!. Может, он вообще ненормальный! Он же странный!

– Как зовут твоего друга? – спросил меня тогда мой брат Захар. И я назвал Андрея и Диму Степанова.

…Я решил посоветоваться с Андреем. Я всё же неприспособленный к жизни человек, Корольков, кажется, поумнее меня в бытовом смысле.

– Ты его хорошо знаешь? – спросил меня Андрей.

Что тут ответишь? Я пожал плечами.

– Смотри. Если это лично твои деньги, то можешь рискнуть. Если ты готов с ними расстаться навсегда и не обижаться. Это твои риски, – объяснил Андрей. – В лучшем случае поможешь хорошему человеку. В худшем – получишь жизненный опыт.

– За пять тысяч рублей?

– Я бы не дал, – сказал Корольков. – Но я жадный, это понятно. Хотя… Тебе бы, наверное, да. Но я точно знаю, что ты вернёшь. Так что это не в счёт. А чужому не дал бы.

Поговорил, называется. Разве это совет?

– Ты должен решить сам, – сказал Андрей. – Хочешь, брось монетку. Так проще.

И достал телефон. У него там приложение: монетка! Представляете? Задаёшь вопрос, и он отвечает, да или нет! С ума сойти.

– У тебя что, настоящей монетки нет?

– Есть… А ведь правда!

Совсем они с ума сошли с их телефонами. Они?!. Значит, я уже нет. Я счастливый обладатель кнопочной «нокии». Зато у меня и монеток нет, ни одной.

Я сам как телефон, как Нокиа-3310 из моей сказки, и должен помочь айфону с разбитым экраном!

Ещё раз: если Степанов вернёт долг, то я помогу хорошему человеку. Если нет – потеряю деньги. Только и всего.

Вечером я достал копилку – мне подарили, в виде книги «Остров сокровищ», такая, с ключиком. Пересчитал. Шесть тысяч двести. Ладно, могу себе позволить. И ещё останется подарок купить – у кого там ближайший день рожденья? У нас в семье часто. У папы. Наверное, хватит. А потом ещё Новый год… Ладно, прорвёмся.

В раздевалку зашёл Степанов, старается не глядеть на меня. Это заметно. Говорю ему:

– Дим, можно тебя на минуту?

Вышли в коридор, и он сразу:

– Мне ничего не нужно, забудь.

Я сунул ему деньги, они рассыпались по полу, так неловко вышло. Он стоял и смотрел, как я собираю, на четвереньках. Ужасно глупо.

– Я тебе не буду ничего объяснять. И не знаю, когда отдам, – сказал он.

– Когда сможешь, тогда и отдашь.

– Спасибо, – сказал он.

Меня сразу поставили с ним играть. Он какой-то стал бешеный, бил страшнее Крюка. И я проиграл ему 5:21.

* * *

Я пришёл домой и увидел, что Леська плачет. Горько.

– Ты чего?

– Отстань!

Убежала в ванную. Я растерянно огляделся по сторонам и вдруг увидел: у неё блокнот раскрыт. Другой уже, новый. Тот она быстро исписала, не то, что я. Так вот, на всю страницу было написано имя «Максим», да ещё со всякими завитушками.

Вот я идиот! Ничего не понял, ведь это давно! Несчастная любовь у моей сестры, а не у меня!

Я тихонько закрыл блокнот и вышел. Хорошо, дома больше никого нет.

Заварил чаю, порезал лимон, как любят некоторые девочки. Пятый класс! С ума она сошла – влюбляться в таком возрасте? Постучал в ванную.

– Лесь… Я чаю заварил, иди пей.

Вышла, дверью хлопнула ещё. Будто я виноват.

А ведь она красивая, – вдруг подумал я. Не просто хорошенькая, а вот эти очки ей идут, и видно, что не дура. Только когда нос не такой распухший.

– Леська. Если тебя кто обидел, ты мне скажи. Ты не смотри, что я такой. Я вполне могу и в табло дать.

– Ну-ну, – сказала Леська. – Тоже мне, боец.

Обидно, между прочим. Я же как лучше хотел!

– Не всегда можно в табло, понимаешь? Иногда это не поможет.

Конечно, понимаю. Я отрезал чёрного хлеба себе и ей, чуть полил маслом и посыпал солью.

– А ты знаменитость, – сказал я и вспомнил, как мы бились за её блокнот. И как та девочка сказала: «Твоя сестра такие книги пишет, а ты – хулиган!»

Она даже улыбнулась, хотя всхлипывать не перестала. Ну, и на том спасибо. А потом говорит:

– А ты сам что пишешь? Дашь посмотреть?

– Откуда ты знаешь?!.

– Да у тебя, Тимыч, всё на лбу написано. Все твои мысли!

– Вот и читай на лбу, – обиделся я.

Ушёл в свою комнату, взял окарину. Ноги в потолок, и играл себе. А потом смотрю – под дверью записка. Спустился, развернул.

«Ты нормальный брат, Тимыч. Получше некоторых дураков, повезло мне».

Я вдруг почувствовал, как мы связаны. Мы с Леськой. На всю жизнь. Будто такой крепкой невидимой леской. С кем хочешь можно поругаться, рассориться. А Леська – это Леська. Ну, и Захарыч тоже, конечно.