Онлайн книга «Освобождение»
|
Почему-то автомобиль потрясает ее до глубины души – хотя не должен бы. Машина с визгом тормозит, качнувшись вперед, затем дверь открывается. Человек уже положил руку на кобуру пистолета, его лицо – маска растерянности и недоумения. Враждебного недоумения. – С вами все хорошо, мэм? – спрашивает он, и по его голосу ясно: нет, у нее явно не все хорошо. И вдруг… Полицейский ее узнает. И она его тоже. – Это судьба, – произносит она. – Нас свела сама судьба. – Мы знакомы, – говорит полицейский, не убирая руку с кобуры. – Но… этого не может быть. Вы – ее сестра?.. – Ты меня нашел, – молвит Королева. – Ты первый нашел меня в озере. – Вам нельзя здесь находиться, – отвечает полицейский. – А вас, сэр, я вынужден заключить под арест за появление на публике в неподобающем… – Какой еще сэр? – недоуменно спрашивает она, но полицейский уже лежит на земле и невидящим взором смотрит в небо. Кажется, что кто-то заботливо уложил его рядом с машиной. Девушка подходит и застывает над ним, не понимая, что произошло. – Ты меня нашел, – отчаянно пытается объяснить она. – Вытащил меня со дна озера. Пытался вернуть к жизни, хотя это давно было не под силу уже никому. Я чувствовала твои руки на своей груди. Мое сердце сжималось под весом твоего тела. – Она опускается почти вплотную к нему, трогает его виски холодными мертвыми пальцами. – Ты арестовал моего убийцу. Посадил его сюда. – Она поднимает голову. Тюрьма стоит сразу за холмом, она это знает. – Так было суждено. Здесь действуют высшие силы. Она встает и оставляет полицейского лежать на дороге. Теперь ей как никогда ясно, куда нужно идти. Фавн стирает воспоминания о Королеве из разума человека, а его самого оставляет лежать рядом с машиной. Фавна пули не берут, а вот Королеву – в ее теперешнем теле – могут и брать. Нет времени убирать с дороги машину и человека. Они останутся здесь и навлекут новый хаос, новые неприятности. – Здесь действуют высшие силы, – говорит Королева. «Интересно, – думает фавн, направляясь следом за ней, – она имеет в виду себя? Его? Или нечто другое – нечто ужасное, что заставляет их неумолимо двигаться вперед?» Адам послушно ходил в церковь почти всю свою жизнь, пока в один прекрасный день не перестал. А потом снова начал. И снова перестал. Наконец – в возрасте тринадцати лет – он опять ударился в религию, уничтожив в приступе праведного гнева всю порнушку и сомнительные программы на компьютере и вновь посвятив свою жизнь Иисусу, о чем он даже написал родителям письмо (от руки!), в котором рассказал, как ему страшно за судьбу мира: несомненно, грядет пришествие Антихриста, поэтому он вновь вверяет свою душу Богу и церкви. Все долго плакали. На следующий день он горько пожалел и о письме, и об удалении полезного и весьма редкого контента. С тех пор он отчаянно пытался пополнить свои закрома «клубничкой», а у родителей появился лишний инструмент влияния: когда Адам начинал плохо себя вести, они доставали письмо и вопрошали, куда подевалось его доброе, чуткое сердце. «Ведь именно блудный сын был самый любимый!» – не однажды говорили они. «А как же Марти?» – ни разу не спросил он. Бессмысленные метания от веры к безверию прекратились, когда Адам повстречал Энцо. – Не пойму, что мне теперь с этим делать? – спросил он Анджелу. – У меня появилась эта штука, эта любовь, которая – по идее – есть доказательство существования Бога, а они мне говорят, что все наоборот. – Никогда не понимала твоих родителей, – ответила она. – Видимо, я тоже. – Моя церковь ничего подобного не говорит. У нас недавно поженились две старушки-лесбиянки – по-моему, самые древние во всем штате. Ты только представь: тебе за восемьдесят, но ты по-прежнему открыт всему новому! Круто, да? – Вот почему по воскресеньям мне не разрешают ходить в твою церковь. Анджела пожала плечами: – Мы не так уж часто туда ходим. По-моему, для мамы это повод повидаться с друзьями. – Раньше я думал, что все так живут. Что все семьи за обедом обсуждают грядущий конец света. – Ну, мы тоже его обсуждаем. Только под концом света имеем в виду очередного президента-республиканца. Вспомнив тот разговор, Адам улыбнулся. Он сидел в каморке, где помещался звуковой пульт: естественно, после репетиции хора басы и высокие частоты стояли на максимуме, а средние просели. Если завтра Здоровяк Брайан Терн – бас-профундо и по звучанию, и по характеру – попытается сказать что-нибудь в микрофон с такими настройками, то рискует вышибить все окна в церкви и при этом остаться совершенно непонятым. Адам достал телефон. «Папа, как ни странно, не слишком бесится из-за Марти. Он задет за живое, но не зол». «Еще не вечер, – ответила Анджела. – Как Линус?» «Не твое дело». «Посексились?» «Не твое дело». «Ага, значит, хорошо посексились?))» «НТД. У меня еще работы на пару часов. Буду в пиццерии около 7, ок?» «Угу, я здесь». «Это ненадолго». «Даже не начинай». Адам подумал секунду, потом напечатал: «Кажется, я люблю тебя больше всех людей на свете. Включая самого себя». Она прислала в ответ плачущий смайлик и сообщение: «Щас разревусь!» – Закончил? – хмуро спросил папа, заглядывая в каморку. Пульт помещался в самом настоящем переоборудованном туалете, и больше одного человека за пульт не влезало – да и то Адам упирался локтями в стены. – Почти. – Ты бы уже давно все сделал, если бы на минуту оторвался от телефона. – Я только договорился о встрече. С Анджелой. Папа сразу подобрел. В каком бы скверном настроении он ни пребывал, мысль об Анджеле – и ее расовых отличиях – давала ему возможность проявить великодушие. А Брайану Терну нравилось проявлять великодушие. – Пригласи ее на мюзикл в День труда. Мы всегда ей рады. – Да, только на праздник у них будет запара. Последняя вечеринка уходящего лета как-никак. Всему миру позарез нужна пицца – это такая Черная пятница для пиццерий. Брайан Терн – удивительное дело! – улыбнулся. – Ты не представляешь, что я сегодня видел, когда сюда ехал. – Что? – Человека в костюме козла! – Да ладно?! |