Онлайн книга «Освобождение»
|
Существуют древние соглашения, заключенные еще до времен, сохранившихся в памяти человечества. Их заключали с самыми первыми людьми, что жили здесь на заре цивилизаций и в своих снах и молитвах придавали фавну и Королеве разные обличия. Обличия эти менялись вместе с людьми, становились все более размытыми – и теперь, выходя из озера, он порой даже не знает, какую физическую форму примет на сей раз. Несмотря на это, однажды две стороны решили положить конец войне и заключили мир. Фавн, например, уже тысячи лет не вкушал плоть этих созданий. В свою очередь, из их разума исчезла мысль о том, что на него можно охотиться. Взаимный обмен. Всему этому конец, если Королева умрет. Она – краеугольный камень двух миров. В случае ее смерти останется лишь ничем не подкрепленный договор, который легко нарушить. А следом рухнет и Вселенная. Поэтому фавн ловит людские тела, прежде чем она успевает их протаранить, оттаскивает их в сторону, когда они бросаются ей навстречу, исцеляет разодранную глотку одного несчастного, что пытался ее остановить. Человек лежит без сознания, но по крайней мере дышит – увы, на большее фавн сейчас не способен. Она не отвечает на его вопросы, хотя теперь-то точно их слышит. – Моя Королева! – восклицает он вновь, возвращая оторванную руку лежащей в блаженном обмороке охраннице и заодно стирая ей память. – Вам нужно вернуться в озеро! Она продолжает бой – неумолимый и беспощадный. Фавн не видел ее в такой ярости с начала времен, когда миру нужно было придать форму и Королева боролась с Тьмой, грозившей поглотить все сущее. А теперь судьба мира снова в опасности. Одержит ли она победу на сей раз? И если нет – успеет ли он кого-нибудь съесть, прежде чем мир рассыплется на куски? Человек, которого она ищет, сокрыт в самой глубине этой тюрьмы. О да, он там, она его чувствует. Но что ей нужно? Она точно не знает, и пленившего ее духа тоже пронизывает растерянность. Однако найти его необходимо – это желание не знает растерянности, оно мощное и кристально чистое, как бурный поток. Поток несет ее вперед, и сопротивляться бесполезно. Она сдирает с петель еще одну железную дверь. За дверью – длинный коридор с решетками по обеим сторонам. Прутья стоят так часто, что заключенные могут видеть ее лишь под определенным углом, да и то мимолетно, однако она чувствует их громадное любопытство, их желание кричать, улюлюкать, похотливо ухмыляться и… Когда она входит, воцаряется мертвая тишина. Мужчины – за решетками сидят только мужчины – встают, будто затаив дыхание. Нет, они не прячутся по углам, не корчатся на полу. Эти люди уже давно ничего и никого не боятся, их не напугать величием и могуществом. Если бы за обедом сам Господь велел бы им встать из-за стола, они бы сперва дожевали. Однако в их взглядах нет и неуважения. Первые двое, слева и справа, смотрят на нее решительно и уверенно. В них она замечает искру, что движет некоторыми из этих созданий. Искра вынуждает их объедаться, поглощать все подряд, без разбора, набивать брюхо под завязку – еще чуть-чуть, и лопнет. В этих стенах творится несправедливость, великая несправедливость, однако есть и зло, истинное, глубокое. Глаза как черные бездонные колодцы. – Суди меня, – говорит тот, что справа. – Суди меня, – говорит тот, что слева. – Королева! – взмаливается фавн за ее спиной, но она жестом заставляет его умолкнуть. – О да, я буду судить, – отвечает она. – Я вынесу приговор каждому из вас. – Что-что он тебе сказал?! – переспросил Здоровяк Брайан Терн. – Прямо-то ничего не говорил, только намеками, – ответил Адам. – Но я все понял. – Ты уверен? – Да. – Точно уверен? – Еще раз: он не говорил прямо, но… – Этот человек тебя домогался? – По моим ощущениям – да. Отец принялся разминать кулаки и шумно выдыхать воздух через нос. – Да простит меня Господь, но сейчас я очень, очень хочу убить твоего босса. – Мне тоже приходила в голову такая мысль. – Ты уверен? – Сколько можно спрашивать одно и то же? – Купель наполнилась водой. Адам закрутил кран и начал включать подогрев. – Ты не мог ненароком исказить смысл его слов? – Ага, он так и сказал: что я все извратил. – Но ведь ты в самом деле… – Я видел его стояк, пап! Здоровяк Брайан Терн поморщился. В последнем предложении было очень много для него неприятного, а самое неприятное – слово «стояк» из уст родного несовершеннолетнего сына. Адам продолжил свой рассказ. Легкая дрожь в собственном голосе его бесила, но он все равно решил не молчать: – Он пытался… потрогать меня. Положил руки мне на колени. И надавил. Сильно. Даже слишком. Папа поднял голову. – Он вообще не должен был на тебя давить. Ни физически, ни морально. – Ну, он типа… проверял границы. Смотрел, что со мной можно делать, а чего нельзя. – Можно многое, я так понимаю. Адам похолодел: – Трогать меня нельзя, пап. – Да, да, конечно, – опомнился отец. – Он ведь твой начальник. Это злоупотребление властью. Купель была готова к завтрашним обрядам, готова очищать души верующих в белых облачениях, которые полезут в ванну на глазах у огромного мужика, сидящего рядом на скамейке. И этот огромный мужик сейчас явно не знал, что сказать родному сыну. Адам ощутил внутри волну тепла – нечасто ему доводилось испытывать теплые чувства по отношению к папе. Отросшее с годами отцовское брюхо еще больше подчеркивало его внушительные лайнменские размеры. Эта серьезная борода, синие-синие глаза, которые унаследовал только Марти… Всю жизнь Брайан Терн считал, что достоин лучшего, но никогда не получал того, что хотел. Новость про Марти, конечно, стала для него большим ударом, а теперь еще второй – нерадивый – сын вляпался в секс-скандал на работе… Может быть, все просто: отец запутался и хочет разобраться, как ему любить своих детей. – Пап… – А ты уверен, что сам его не спровоцировал? Образ запутавшегося отца тут же исчез. Папа растерянно потер нос, но потом сделал решительное лицо: была не была! – Адам… мы все знаем. Мы с мамой все знаем. Сердце бешено заколотилось у Адама в груди. – Что знаете? – Не валяй дурака. У тебя порнография на ноутбуке. Та самая. Адам не видел выхода из этой ситуации, поэтому решил возмутиться по поводу вторжения в его личную жизнь (раз уж открыто признать вину не хватало духу). |