Онлайн книга «Три церкви»
|
– Ничего, – сказал Сурик Барсегян. – Для завтрака сойдет. – Ты ужасно великодушный! – Она положила на стол тарелки, ножи, вилки. – Пиво хочешь? – Нет. – А я выпью. Люблю пиво. – Я это знаю. Странно, что ты не толстеешь. – От пива толстеют только мужчины, – сказала Ванда («Откуда она знает такие вещи?» – подумал Сурик). Он смотрел на нее и думал, что его жене далеко до Ванды (бес сравнения, сидевший в нем очень крепко, опять проснулся). Ванда была в длиннющем сарафане с большими пуговицами, нижние шесть из которых Ванда никогда не застегивала; она была босиком, очки были подняты на лоб, и волосы, как всегда, завязаны сзади, в то утро – зеленым шнурком. Сурик думал о том, что Аэлита никогда не завязывает волосы шнурком, никогда не ходит босиком по квартире, никогда по утрам (и вообще никогда) не пьет пиво. И он вздохнул. Ванда не обратила на его вздох никакого внимания (вообще в последнее время Сурик часто вздыхал) и продолжала о чем-то болтать. Они позавтракали, потом пили кофе и курили. – Давай поедем куда-нибудь. – Куда? – Не знаю. За город. В какой-нибудь ресторанчик. – Какие мы богатенькие! Разжились на работе в министерстве, парон [38] Барсегян? – О да! Я беру взятки от разного рода санэпидемстанций, которые инспектирует наш отдел, возглавляемый достопочтенной, честнейшей, кристальнейшей мадам Кларой! – Так вы, стало быть, берете взятки, парон Барсегян? – А ты думаешь, Ванда-джан, что подарки, которые ты получаешь, куплены на зарплату? «Вот свинья! – подумала Ванда. – Я так и знала, что он когда-нибудь напомнит мне о подарках!» Вслух она сказала: – Можете подарков мне больше не дарить, парон Барсегян. – Ладно, – рассмеялся Сурик. – Давай заканчивать эту пустую болтовню. Решай: едем мы за город или нет. – Не знаю, пока не решила. Потому что поехать с тобой за город означает отказаться от одного свидания. – Свидания с мужчиной? – Да. Ты ревнуешь? – Ты должна поехать к сыну? – Так ты знаешь о его существовании? – В наш век очень трудно что-либо утаить. Неужели ты думаешь, что, по крайней мере за эти полгода, которые мы провели вместе, никто мне об этом не рассказал? – И ты ничего не говорил? – Нет, – сказал Сурик Барсегян. – Я не понимал, почему ты сама мне этого не скажешь, и думал, что тебе не хочется об этом говорить. – А ты хороший парень, Сурик! Деликатный даже! – Хорошо, что ты наконец-то это поняла. Могло быть и хуже. – Хочешь, я тебя поцелую? – Нет. Только потому, что я проявил такт, меня целовать не надо. – Как ты высокопарно говоришь! «Проявил такт»! Боже! – А ты зато всегда насмехаешься надо мной. Я к этому уже привык. – После сегодняшнего, – сказала Ванда, – обещаю больше никогда не насмехаться. Помолчали. Потом Сурик спросил: – Ну, так мы едем? – Пожалуй, что так, – сказала Ванда. – Только мне надо будет принять душ. Хочешь вместе со мной? – Очень хочу. – И ты будешь любить меня хорошо? – Да. – И будешь делать, что я скажу? – Да. – И позволишь мне делать, что я захочу? – Да. – Допивай же скорее кофе! – Нет, – сказал Сурик Барсегян. – Я буду медленно-медленно пить кофе, чтоб продлить удовольствие ожидания! Ванда встала из-за стола, подошла к Сурику и села ему на колени. – Попробуй, если сможешь, – сказала она. – Я буду пить кофе и даже внимания на тебя не буду обращать. – У тебя это не получится. – Давай попробуем. – Давай. – она стала развязывать пояс и спустила «молнию» на его брюках. – Это не по правилам! – сказал Сурик. – Ты пей, пей свой кофе!!! Когда они уже ехали в красной спортивного типа машине Сурика Барсегяна по направлению к севанскому шоссе, Ванда подумала о сыне и пожалела, что из-за Сурика Барсегяна она не увидит его. По идее, она еще вчера, то есть в субботу утром, должна была поехать в Эчмиадзин, где он, Даниэль, жил со своей бабушкой, матерью Ванды. Однако в пятницу вечером Клара попросила ее в субботу никуда не уезжать и прийти в гости на вечер, устраиваемый в честь окончания Медицинской академии ее старшей дочери Лоры. Ванда не могла отказать, купила Лоре золотую цепочку и золотой кулончик с головой Нефертити и поехала на улицу Туманяна к семье доктора Армана и Клары, твердо решив, что в воскресенье она уедет в Эчмиадзин. Однако, как снег на голову, свалился Сурик (обычно воскресенья он уделял семье), и Ванда опять не смогла поехать. Теперь она подумала, не попросить ли Сурика поехать в Эчмиадзин, к сыну, но, ничего не решив, она спросила: – Куда мы едем? Сурик Барсегян ответил: – По дороге на Севан есть очень хороший мотель. Он называется «Чайка». – Глупое название. – Верно, но там можно очень хорошо отдохнуть. Там есть отличные номера и еще бассейн. – Бред какой-то, – проворчала Ванда. – Ты только скажи, – сказал Сурик. – Хочешь, мы сейчас свернем и поедем в Эчмиадзин? – Нет, – ответила Ванда. – Давай поедем в «Чайку». К Даниэлю поедем в другой раз как-нибудь. Если ты захочешь… – Я просто подумал, что тебе хочется увидеть сына. Ты ведь навещаешь его каждые субботу-воскресенье, правда? – Да. – Так что ты скажешь? – Скажу нет. Поедем в «Чайку». Дорога стрелой тянулась на северо-восток, и вдоль нее росли тополя, а по левую и правую стороны от нее была каменистая, раскаленная солнцем пустыня, а дальше – горы. Ереван был уже позади. Раскинувшийся в огромной чаше равнины, он утопал в облаке смога и задыхался там внизу. Стало свежо, и дышать стало легче. Ванда закурила, отдала сигарету Сурику и закурила новую для себя. – А вообще хорошо, что мы вырвались из города, – сказала она. – Нужно почаще это делать, – сказал Сурик Барсегян и обогнал автобус, едущий впереди. – Давай на следующий уик-энд поедем на Севан. Сто лет там не была. Возьмем Даниэля и поедем. Клара устроит нам путевки в какой-нибудь пансионат. – Извини, – сказал Сурик, – на следующий уик-энд мы с семьей приглашены на дачу к замминистра. |