
Онлайн книга «Люди скорой. Честные истории о том, как спасают жизни»
Я вернулся в приемный покой, записал свое имя напротив имени очередного пациента и продолжил работать. * * * Джослин уже исполнилось семнадцать. Рыжие волосы ее стали короче. Она собрала их в хвост на затылке. Веснушки на носу и щеках никуда не делись. Она выросла высокой и стройной, как отец. На сей раз с ней приехали оба родителя. Удивительно, что сделало с ними время. У отца на макушке наметилась лысина, а виски припорошила седина. Он набрал несколько лишних фунтов, но, когда смотрел на Джослин, глаза его сияли точно так же, как раньше. Я не видел Мэгги с того времени, когда Джослин было четыре дня. Сегодня она стояла рядом с мужем возле больничной кровати. Осанка у нее уже не была такой царственной, как раньше, а на лице появились заметные морщинки. Родители Джослин стояли очень близко, плечи их соприкасались. Я почувствовал, что они очень волнуются. – Привет, Джослин, – сказал я. – Я – доктор Грин, врач приемного покоя. Девушка не смотрела на меня. Она прикладывала мешок со льдом к колену, скрипя зубами от боли. На ней была баскетбольная форма старшей школы О’Лири, черная с зеленой окантовкой и эмблемой в виде рыцаря с мечом и щитом на груди. Я сел рядом, и Джослин посмотрела на меня. Конечно, она меня не вспомнила. – Что случилось? – Она прыгнула для подбора, а потом столкнулась с другим игроком, – ответила за дочь Мэгги. – Я вывихнула колено, – не обращая внимания на слова матери, сказала Джослин. – Можешь наступить на ногу? Она покачала головой. – Я даже согнуть ее не могу. Девушка попыталась шевельнуть ногой и мгновенно побледнела от боли. Мешок со льдом упал на кровать. Она схватила его и вернула на колено. На лице мелькнула гримаса боли, но тут же сменилась прежней хмуростью. – У них плей-офф… – дрогнувшим голосом произнес отец. Я кивнул. Я понимал, что для них это не просто спорт – это важнейшая часть того, кто девушка сейчас и кем она станет. Я снял пакет со льдом и осмотрел колено. Нога отекла, над суставом возникла фиолетовая гематома. Вид был не очень. – Где болит? – спросил я, осторожно прощупывая сустав. – Глубоко внутри, – ответила Джослин. – Такое ощущение, словно что-то оторвалось. Я вернул пакет со льдом на колено. – Что скажете? – спросил отец. Прежде чем я успел ответить, инициативу перехватила Джослин: – Я смогу играть на следующей неделе? – Давайте все по порядку. Сначала нужно сделать рентген и исключить перелом. А уж потом будем говорить о следующей неделе. Джослин посмотрела на родителей. Во взгляде ее сквозил испуг – она снова стала маленькой девочкой. – Да, нужно сделать рентген, как говорит доктор. – Мать села рядом с дочерью. – Может быть, все не так страшно. Снимок оказался хорошим. Из-за сильного отека я опасался, что Джослин сломала плато большеберцовой кости – верхнюю часть массивной кости ноги. Если бы перелом произошел на линии сустава, спортивная карьера Джослин была бы кончена. Но ей повезло. Я ввел снимки колена в компьютер и развернул монитор так, чтобы всем было видно. – Это большеберцовая кость, – я показал на экране. – Эта поменьше – малая берцовая. Это коленная чашечка, а это – бедренная кость. Джослин нетерпеливо кивала. Ее волновало лишь одно. – Похоже, все в порядке. Теперь я знал, что кости целы. Нужно было проверить связки. Я стабилизировал бедро Джослин и толкнул ногу чуть ниже колена назад. С задней крестообразной связкой все в порядке. Пойдем дальше. Я осторожно потянул ногу Джослин за икру вперед, удерживая бедро. Нога двигалась слишком легко – и слишком свободно. Джослин сразу же вскрикнула от боли и прикрыла рот рукой. – Прости, – сказал я, вернул ногу в прежнее положение и положил на колено пакет со льдом. – Все дело в передней крестообразной связке. – Значит… – Значит, на следующей неделе ты играть не будешь. Кровь бросилась ей в лицо. – Тебя должен осмотреть хирург-ортопед. Повидимому, понадобится операция. Джослин прижала к лицу подушку и зарыдала. Я выждал мгновение. Лица родителей были мрачны. Сезон, по крайней мере для Джослин, закончился. Ей понадобится операция, реабилитация, а дальше – кто знает. Возможно, она восстановится и сможет бегать, кататься на лыжах и вести нормальную жизнь молодой девушки. Но связкам нет дела до человеческих планов. Сестра наложила на колено ортез и научила Джослин пользоваться костылями. Девушка пошагала осваивать новый навык, а я отправился к другим пациентам. Джослин остановилась у стола, когда я заполнял очередную карту. – Что с тем парнем в пятой палате? Который на ИВЛ? Я отклонился в сторону и заглянул в пятую палату. Там лежал парень после аварии на мотоцикле. У него были множественные переломы и повреждения легких. На полу валялись упаковки от инструментов, разрезанная одежда, забрызганная кровью. Работа с такими травмами и восстановление дыхания – дело нелегкое. Уборщица мыла пол вокруг каталки. – Он попал в аварию, – пояснил я. – Это его кровь на полу? Я запнулся, но ответил: – Да. Джослин посмотрела в пятую палату и сказала, ни к кому не обращаясь: – Похоже, мне стоит быть благодарной, что я не на его месте. Медсестра наконец настроила аппарат искусственной вентиляции и заметила, как Джослин внимательно смотрит на нее. Она подошла к дверям и задернула шторку. – Спасибо, что вы мне помогли, – Джослин повернулась ко мне. – Упражняйся, – я сделал жест рукой. Джослин на костылях заковыляла к родителям, они усадили ее в кресло. И снова ушли. * * * Наша экстренная медицина вся состоит из начал и концов. Мои смены заполнены людьми, которые в последний раз занимались спортом, в последний раз были на работе, в последний раз видели любимых людей. Но и первые дни не всегда приятные. Я видел людей, которые только что узнали, что у них рак, видел первые минуты жизни без близкого человека. В таких мыслях легко затеряться, и я в миллионный раз напоминаю себе, что у нас случается и хорошее. Нужно выбирать, на чем сосредоточиться. Свет включается в третьей палате. Следующий пациент ждет доктора. Я отгоняю мрачные мысли и направляюсь в палату. Джослин уже двадцать восемь. Буйная ее шевелюра мне хорошо знакома. Светлая кожа на лице… Джослин слишком бледна. Губы у нее посерели, глаза ввалились. Стоило мне войти в палату, как монитор запищал – давление упало до 74 на 40, критический показатель. |