Онлайн книга «Люди скорой. Честные истории о том, как спасают жизни»
|
– Встань, – велела Джослин твердым голосом. Он замотал головой. – Встань, Дэвид. Встань, как сделал бы сейчас отец. Голос ее дрогнул, я почувствовал, что она вот-вот потеряет контроль. – Ради всего святого, ради твоего отца, встань и будь мужчиной! Дэвид поднялся. Слезы текли по его щекам. – Мы пойдем туда, – сказала Джослин. – Мы должны проститься. Я встал и подошел к двери, придерживая ее открытой. – Мне очень жаль… Я не мог сказать ничего другого. Я отвернулся, и они ушли. Я стоял, глядя на пустую семейную комнату. Тишину нарушало лишь тиканье часов на стене. Часы отсчитывали секунды. Я закрыл дверь. * * * Прошло двадцать два года. Приемный покой полон. Кровати стоят в коридорах, потому что все палаты заняты. В приемном покое аврал. На каталке напротив меня сидит ребенок и болтает ногами. На другой лежит старик. В руке его торчит капельница с золотистым антибиотиком. Старик спит. В конце коридора сидит женщина, которая не может справиться с кашлем. Я прошел мимо всех, выискивая Джослин. Она здесь. Джослин, скрестив ноги, сидела на каталке и читала книгу. Ей было смертельно скучно. Ей уже далеко за шестьдесят. Лицо ее покрыто морщинами и темными пятнами. Рыжие кудри сильно поседели. Я подошел ближе, и она знакомым жестом сдула упавшую на лицо прядь. – Я доктор Грин, врач приемного покоя. Джослин отложила книгу и пристально посмотрела на меня. Я понял, что она пытается вспомнить, не я ли был с ней в тот день, давным-давно. Я промолчал – не мое дело напоминать о таком. – Я Джослин, Джослин Скай Гейнс. Она протянула мне руку, и мы поздоровались. Мы встретились вновь. – Что привело вас сегодня? Джослин мотнула головой, стряхивая надоедливую прядь. – У меня что-то с мочевым пузырем, – нахмурилась она. – Извините, что приехала в больницу, но врачи в Рождество не принимают. Тут я заметил праздничный плакат над стойкой медсестер. У входа затормозила скорая, и я увидел, как в свете фар сыплет снег. – С вами такое уже случалось? – Чаще, чем мне хотелось бы. На компьютере я прочитал анализ мочи. Джослин наблюдала за мной. В моче содержались нитраты – побочный продукт деятельности бактерий. Джослин права: у нее инфекция мочевого пузыря. Я выписал рецепт на антибиотики, оторвал листок и протянул ей. – Счастливого Рождества! – Какого-нибудь Рождества! – рассмеялась она. Джослин спустила ноги и медленно поднялась. – Что ж, еще увидимся. И она опять ушла, а я остался в переполненном приемном покое, среди чужих людей. Еще одно Рождество без семьи. Интересно, увидимся ли мы вновь когда-нибудь. * * * Прошло еще время. От мыслей меня оторвал голос оператора: – Синий код! Палата три двадцать четыре восток! Синий код! Палата три двадцать четыре восток! Я кинулся за оборудованием для вентиляции легких. Все хранится в большом красном ящике, и искать не пришлось. Врачу приемного покоя в небольшой больнице часто приходится оказывать экстренную помощь в других отделениях. Вместе со мной туда же бросилась медсестра, которой я никогда не видел. Нас вызвали в крыло реабилитации – нечто среднее между домом престарелых и хосписом. Мне часто приходилось оказывать помощь именно здесь. Мы вышли с лестничной клетки и огляделись в поисках толпы. На вызов спешили другие сестры, врачи и администраторы. Вслед за ними я вошел в палату. Это была Джослин. Если бы не клочья рыжих волос на почти лысом черепе, я не узнал бы ее. Она съежилась, как осенний лист. Ей, наверное, уже за девяносто. Она лежала в постели, на боку, поджав ноги. Дыхание ее было частым. Хотя в палате было полно людей, она не открывала глаз, а лицо ее было почти спокойным. У окна стоял ее сын. Ему уже за шестьдесят, и у него две взрослые дочери. Одна из них рыжая и кудрявая. – Что случилось? – спросил я у медсестры, которая нас и вызвала. Сестре около девятнадцати. Технически это не синий код. Да, состояние Джослин критическое, но синий код означает начало реанимации. Джослин не реанимировали. Пока не реанимировали. – Я делала обход и обнаружила ее в таком состоянии. Я подошел к сыну Джослин. – Я доктор Грин, врач приемного покоя. Он пожал мне руку. Крепкое, сильное рукопожатие. – Это ваша мать? – спросил я, заранее зная ответ. Он кивнул. – Она уже давно болеет. – Если единственный выход – это вентиляция легких, она согласилась бы? – Нет, – покачал он головой. – Но вы должны спросить у нее самой. Я пробрался сквозь толпу. Медики отступили, ожидая решения. Я присел рядом с Джослин. – Джослин, я доктор Грин. Вы очень больны. Если мы немедленно не подключим аппарат искусственного дыхания, вы умрете. Вы меня понимаете? Глаза ее открылись – те самые голубые глаза, которые я помнил уже девяносто лет, с того дня, когда взял ее на руки. Все остальное изменилось. – Вы хотите, чтобы я подключил аппарат искусственной вентиляции? Джослин дышала так часто, что почти не могла говорить. – Я вас помню, – сказала она, и глаза ее на мгновение блеснули. Она замолчала, переводя дух, а потом спросила: – Дэвид здесь? – Мы здесь, мама, – Дэвид выступил вперед. – И девочки тоже. Лицо Джослин расслабилось, она закрыла глаза. – Хорошо, – пробормотала она. – Никаких аппаратов. * * * Не успев ответить, я оказался в реке. Лосось вырвался из моих рук. Он подскочил в воздух и с плеском плюхнулся в реку. Он уплыл, прежде чем я опомнился. Он исчез. Я смотрел в ту точку, где он исчез. Вода бурлила, не кончаясь, не меняясь, не останавливаясь. Я стоял, и другие рыбы медленно пробирались между моих ног, борясь с течением, но продвигаясь вперед. Конец их пути был близок. Конец жизни, конец истории. Я стоял в реке не двигаясь, как живой трал. Я мечтал, что поймаю других Джослин, другие истории, уплывающие вдаль. |