Онлайн книга «Поселок на реке Оредеж»
|
– А красивая у тебя жена? – допытывалась бабка Василина. – Красивая, – сказал Сергий. – Очень красивая. – И любит тебя? – Слава богу… – А я от своего Андрея бегала. В сарае мы от него один раз прятались, а он ходил по сараю с вилами, тыкал ими во все углы. Я думала, всё, кончилась моя жизнь, а смотри – его самого пережила. – Василина невесело засмеялась и закашлялась, кашляла долго, с надрывом, а когда в груди успокоилось, добавила: – Не знаю теперь, кто у меня от кого… Сергий хотел сказать, что Господь милосерден и простит все прегрешения, если искренне раскаяться, но вместо этого сказал: – Так ведь он бил вас… Василина поглядела удивленно: – Так ведь всех бьют, батюшка. – Ты что тут, Сережа? Сергий обернулся: Татьяна подошла, обняла за плечи. – Что, разбудил тебя? – Нет, я так… Меня, наверное, дождь разбудил… Татьяна отпустила его, поставила на плиту чайник и полезла в кухонный шкаф за банкой варенья. Она двигалась плавно и почти бесшумно, расставляя на столе чашки и розетки. Сергий подумал, что надо бы ей помочь, но залюбовался ее движениями и так и остался сидеть. – Меня дождь часто будит… – сказала Татьяна. – У меня сон чуткий. А ты что?.. – Да так… не спится что-то. – А-а… Она присела напротив, подперев кулаком подбородок и чуть склонив набок голову. Татьяна своего отца почти не знала: он умер, когда она еще не пошла в школу. Она говорила Сергию, что помнит только, что отец брал ее на руки, высоко подбрасывал и ловил, а мама сильно этого пугалась и однажды ударила его по лицу полотенцем, которым вытирала посуду, и отец, вместо того чтобы рассердиться, засмеялся. – Таня, послушай… – Да? – Я с тобой все поговорить хотел… – Чай пей, Сережа, остынет… Сергий глотнул чаю, сунул в рот ложку малинового варенья и забыл слова, которыми хотел начать разговор. – Что, Сережа? Татьяна придвинулась, вытянула руку, погладила его по голове, как маленького. Сергий молчал, болтал ложкой в чае. Дождь напоследок ударил в окно несколькими крупными каплями и перестал. Вода в реке будет завтра высокой и затопит все мостки, так что белье будет не прополоскать, а Татьяна как раз думала затеять стирку. Когда она подхватила Вальку под мышки и поставила на ноги, он вдруг нарочно присел, потянул назад, и не ожидавшая этого Татьяна упала вместе с ним в воду. – Ой, упали, тетечка! – Вставайте скорее, платье свое намочите! – Красивое платье, жалко будет, если вымокнет! – Да тетечка и так вся мокрая! – Мокрая, мокрая! Дети смеялись, мельтешили вокруг, плескали водой, так что уже не только платье, но и волосы Татьянины насквозь промокли и колыхались в воде, похожие на нити густой рыжей тины. Белобрысая девочка выскочила на берег, подбежала к тазу с бельем, повытаскивала из него платья и рубашки и побросала все в воду. Татьяна, с трудом поднявшись на ноги, смотрела, как вещи, распластавшись на воде, медленно плывут к середине реки – ловить их почему-то не хотелось, и она просто стояла и смотрела, как их подхватывает течение. – Ой, вас родители заругают, тетечка! – Ее муж заругает! Дети сами принялись ловить белье и почти все собрали, и белобрысая девочка, бросавшая его в воду, тоже полезла ловить и вытащила из прибрежных зарослей зацепившуюся за тростник наволочку. Татьяна медленно вышла на берег и стала отжимать подол. – А злой у вас муж, тетечка? Сильно он вас заругает? – Не заругает, – улыбнулась Татьяна. – Он у меня добрый. – Таня… – Что, Сережа? Спать тебе нужно, утро скоро… а ты не спавши. «Ослаби, остави, прости, Боже, прегрешения наша, вольная и невольная… яже в слове и в деле, яже в ведении и в неведении, яже во дни и в нощи… яже во уме и в помышлении… научи, Боже, настави, направи… благослови к Истине…» – Таня… – Сергий помедлил. – Счастлива ты со мной? А девочку эту, беленькую, и ту, которую Татьяна приняла за ее сестру, она больше никогда не видела: видимо, обе были из приезжих. – Что ты такое говоришь, Сережа? Сергий молчал и внимательно смотрел на нее: в мягком свете свечи лицо Татьяны казалось моложе. – А прямо по улице идите, батюшка, – сказала тогда, двенадцать лет назад Татьяна, и Сергий про себя удивился, как это ей удается произносить самые простые слова так, что хотелось бы остановиться и никуда не идти, а только слушать и слушать, как она объясняет дорогу, – там три дома пройдете, у зеленого с резным козырьком направо повернете, там и будет нужный вам дом, где вам ребеночка крестить. – Я еще вчера диаконом служил, – зачем-то признался Сергий. – Первый раз буду таинство крещения совершать. – Ничего, Бог поможет. – Ну, Таня… счастлива ты со мной, скажи честно? – Да что ты, Сережа?! – Татьяна испугалась, робко тронула его за руку. – Бог с тобой совсем, что ты… Тучи расползались, и воздух млел в серовато-розовой дымке. Скоро наступало время, которое Сергий любил больше всего: деревья пожелтеют и покраснеют, холм, где стоит церковь, и сама церковь с ее осыпающимися кирпичными стенами будут выглядеть как-то иначе, по-праздничному, и на Рождество Пресвятой Богородицы соберется половина поселка, а если повезет, то золотая осень продержится до самого Покрова. 5 Сколько Комарова ее помнила, бабка курила «Беломор» – даже когда стала совсем старая и руки у нее дрожали так, что она подолгу не могла чиркнуть спичкой о коробок и поднести к папиросе. Тогда Комарова брала из ее рук коробок и сама зажигала спичку. Бабка затягивалась, прикрывала глаза и выдыхала сизоватый дым. Комаровы пытались поймать этот дым руками – он проскальзывал между пальцами, завивался в кольца, расплывался в спертом воздухе бабкиной комнаты и оседал на стенах липкой коричнево-рыжей пленкой. – Ба, ну какой был комиссар-то? Красивый? Ленка, когда была совсем мелкая, любила залезть на подоконник и сидеть там, как на насесте, уцепившись пальцами за облупленный край. Комарова дразнила ее за это курицей, а Ленка кривлялась и показывала язык. – Ба, ну какой комиссар-то был? Расскажи, а… – Ленка уже вся извертелась на своем насесте. – Звезда у него была красная? И конь был? – Да отвяжись ты от нее… – цыкнула Комарова. – Репейник… – Ну ба-а… – не обращая внимания на старшую сестру, противным голосом ныла Ленка. – Ну расскажи про комиссара! Комарова ухватила Ленку за подол и потянула вниз; взвизгнув, Ленка съехала на пол, ушиблась и заревела. Бабка ткнула папиросу в пустую банку из-под майонеза, служившую пепельницей, заохала, стала поднимать Ленку с пола, но та ревела, терла глаза грязными кулаками и отпихивала бабкины дрожащие руки. |