Онлайн книга «Поселок на реке Оредеж»
|
– Дура! Дура Катька! Комарова не отвечала; отбежав на середину комнаты, молчала, крепко сжав губы и глядя исподлобья. Бабка наконец подняла Ленку, отряхнула, повертела – не ушиблась ли? – и посмотрела на Комарову с укором – глаза у нее сильно слезились, и казалось, что она все время плачет. – Ну что ж ты, Катя? Это же твоя сестра. – Моя сестра – вот что хочу с ней, то и делаю! – зло ответила Комарова и почувствовала, что в горле встал противный липкий ком. – Чего она?.. – А ты чего?! – выкрикнула Ленка. – Дура! – Сама дура! Комиссара тебе нужно! – Комарова подскочила к Ленке и попыталась ударить, но бабка успела ее вовремя поймать, и Ленка, извернувшись, плюнула Комаровой в лицо. – Да что же это вы… – причитала бабка. – Сестры, а живете все равно как кошка с собакой. Нет, кошка с собакой лучше живут, чем вы… Она еще долго что-то говорила им, когда обе уже успокоились и забрались к ней на кровать, гладила дрожащими руками их спутанные, выгоревшие на солнце волосы. – Не дети, а сволочи. Не стыдно вам? Комарова сердито передернула плечами и глянула на Ленку: та сидела, прижавшись к бабке, глядела в пол и болтала в воздухе не достающими до пола ногами. – Пигалица мелкая, – сказала Комарова. – Возьмет тебя комиссар, как же… – Тебя никто не возьмет, – ответила Ленка тихо. – Нужна ты кому, собака… – Это я-то – собака? – Ты-то, ты-то – собака! Собака паршивая! Комарова хотела ответить, но сдержалась и отвернулась: Ленку все равно не переспоришь, если она взялась кривляться и талдычить одно и то же. Бабка потянулась к столу за пачкой, чтобы взять себе новую беломорину. – Ну, ба, расскажи про комиссара! – снова заладила Ленка, поняв, что старшая больше не собирается препираться. – Ну какой он был? – Да я плохо его помню, доченька. Усы у него были большие… усы помню и форму с орденами. – А коня? Конь был? – не отставала Ленка. – Конь был, – согласилась бабка. – Белый?.. – Может быть, и белый был… – кивнула бабка и пригладила ладонью Ленкины вихры. – Вроде бы и вправду белый… – А может, серый все-таки, как дяди-Гришин Верный? Дядя Гриша, живший на соседней с Комаровыми улице, неизвестно зачем держал этого Верного – большого жеребца шестнадцати лет, которого боялись за его злой нрав все дети в поселке. Говорили, однажды возле его стойла работала дяди-Гришина жена в косынке, так Верный подождал, когда она подойдет поближе, перегнулся через загородку и зубами стянул с ее головы косынку, захватив немного волос, и что, если бы не было у нее этой косынки, он бы выдрал ей все волосы и ободрал с головы кожу. После того случая дядя Гриша якобы выругал жену и сам ухаживал за Верным, про которого говорил, что масти он не серой, а мышастой, а значит, предки его были настоящие дикие лошади, потому-то и у него такой нрав. Комаровы часто ходили в поле кормить цыганских лошадей сухими горбушками: лошади склоняли к ним свои огромные головы, тепло дышали в лица запахом сена и конского волоса и пытались залезть в карманы и за пазуху – нет ли и там вкусных хлебных крошек? Особенно любили Комаровы Вербу – старую лошадь с густой пушистой гривой, той же масти, что и Верный, только с белым пятном на носу, прямо между резными ноздрями. Однажды, когда Комарова кормила Вербу, Ленка, крутившаяся рядом, зачем-то заглянула лошади под брюхо и вдруг сдавленно пискнула: «Катька, мы попутали, это не Верба, это ж Верный!» Побросав весь принесенный хлеб, они побежали в поселок и, пока бежали, ни разу не оглянулись: им казалось, что Верный гонится за ними, сейчас догонит и искусает насмерть, как хотел искусать дяди-Гришину жену. С тех пор бабкиного комиссара они часто представляли себе верхом на Верном, который бил копытом, выгибал шею и ржал, приподнимая верхнюю губу, так что становилось видно его длинные, с коричневыми полосами и щербинами, но крепкие еще и страшные зубы. – Ну, ба, может, серый? – Может быть, и серый… столько уж лет прошло… – А сабля? Сабля у него была? Или пистолет? – Может, и была сабля… а пистолет точно был… – Да ну вас! – Комарова скинула с макушки бабкину руку, спрыгнула с кровати и побежала из комнаты. Потом они с Ленкой сидели на крыльце, щурясь на заходящее солнце. Ленка притащила откуда-то лимон, располовинила и посыпала сахаром. – Ну чё ты, Кать? Чё ты такая злая? – Никакая я не злая! – Комарова надкусила лимон и поморщилась: он был такой кислый, что сводило зубы. – Злая! – Ленка тоже надкусила лимон, испугалась его кислоты, сплюнула и наклонилась вниз, высматривая на земле свой плевок. – Смотри, свалишься. – Не свалюсь. Она еще сильнее нагнулась, и Комарова в последний момент успела схватить ее за рукав. – Чего тебе все неймется? – У бабки вон жизнь была… – задумчиво ответила Ленка и сплюнула еще раз – уже нарочно. – Не плюйся. – А чё? – Ничё. Достала. Комарова наклонилась, придерживаясь рукой за перила, и тоже плюнула вниз. В надвигавшихся сумерках не было видно, куда упал плевок. – Ну чё, переплюнула? – поинтересовалась Ленка. – Переплюнула, – наобум сказала Комарова. Ленка против обыкновения не стала спорить, сидела, болтая ногами, и улыбалась. – Ты чего? – У бабки жизнь была, – повторила Ленка. – А у нас, как думаешь, будет? – Да отстань ты. Дверь приоткрылась, и на крыльцо, косолапо переступая босыми ногами, вышла Олька. Комарова щелчком отбросила кусочек лимонной кожуры – он отлетел и попал в паутину паука-крестовика в углу окна. Перепуганный паук заметался туда-сюда, потом все-таки сорвался и повис в воздухе, раскачиваясь и смешно растопырив тонкие суставчатые лапы. Олька шмыгнула носом и засмеялась, показывая на паука пальцем. – Мыть ее надо. – Чего? – Мыть ее надо, полные штаны у нее, чего-чего… – Да ладно… ну, Кать… ты лучше скажи, как думаешь, а! Скажи! – Чего тебе сказать? – Ну! – Ленка подергала ее за рукав, потом больно ущипнула. Комарова взвизгнула и отдернула руку. Ленка ухмыльнулась: – Извини, я нечаянно. – Ты дура, что ли?! – Ну Кать… ну будет? – Да что у тебя будет? Что ты прилипла как банный лист к жопе?! – И ничего я не прилипла, – обиженно буркнула Ленка. – А комиссар точно меня выберет, раз ты такая. |