Онлайн книга «Поселок на реке Оредеж»
|
– Здрасьте, теть Тань! Татьяна наклонилась и провела ладонью по немытой Ленкиной голове: – Здравствуй, раба Божия Елена. Олеся натянуто улыбнулась: – Привет, Танечка! Опять за сгущенкой пришла. Чай они пьют со сгущенкой, не могут с сахаром, как все нормальные люди. Сергий двенадцать лет назад привез Татьяну из Заполья; это Заполье было совсем глухой деревенькой, со всех сторон зажатой лесом; поезд там останавливался раз в сутки. Церкви в Заполье не было, и, когда понадобился священник, вызвали тогда еще совсем молодого Сергия, у которого едва пробивались над верхней губой русые усики. Татьяна была вся беленькая, чистенькая, и с того времени, кажется, почти не изменилась, только раздалась немного вширь. Олеся Иванна скривила губы. Небось тоже до свадьбы ни-ни. За сгущенкой она пришла. – Две банки сгущенки, будь добра, Олеся Ивановна. И конфеток каких-нибудь. Конфеток ей еще. Вырядилась, как на праздник. Она вроде поет в церкви – говорят, красиво. Олеся Иванна ни разу не слышала. – Каких тебе, Таня? – А какие получше… – Татьяна заметила спрятавшуюся в угол Комарову. – Ты, Катя, какие конфеты любишь? – Не знаю. «Коровки», – пробормотала Комарова. – Вот, «Коровок» грамм триста… – А я жувачки! «Лав из»! – встряла Ленка. – И парочку «Лав из»… – задумчиво повторила Татьяна. – Ну, Ленка… – сквозь зубы прошипела Комарова. Ленка посмотрела на нее и похлопала белесыми ресницами. – И чаю крупнолистового… – добавила Татьяна. – Сколько тебе упаковок? – Одну… нет, давай лучше две. Вот интересно: она бесплодная или ее Сергей? Нинка говорила, она с чертом спит, оттого и нет детей. Ну куда этой – с чертом? Олеся Иванна поправила упавший на лоб тугой темный локон. Татьяна порылась в сумке, достала список покупок, пробежала глазами. – Пачку муки, яиц десяток – только если наши, оредежские… – Наши, наши, – кивнула Олеся Иванна. – Сегодня привезли. Комарова поморщилась. Никаких яиц сегодня не привозили. Водки Петр привез два ящика и несколько коробок печенья и сразу же уехал в Суйду; Олеся Иванна стояла, прислонясь к задней двери магазина, глядела на Петра, разгружавшего машину, и задумчиво перебирала оборки кофты. – Ой, печенья же еще! – спохватилась Татьяна. – К нам же мама из Заполья приедет. – Возьми лучше пряников, Таня. Пряники хорошие. – Мама печенье любит, – покачала головой Татьяна, – которое с желейной серединкой. Насыпь грамм триста, Олеся Ивановна… Олеся Иванна ткнула в руку Комаровой пластмассовый совок, и та нагребла в пакетик печенья, стараясь, чтобы попали только целые печенины с круглой красной серединкой. Ленка, получив от Татьяны два кубика «Лав из» и пискнув «спасибо, теть Тань», уже незаметно удрала. – Как там, в Заполье-то? – неожиданно для самой себя спросила Олеся Иванна. – Да как… скучно, – пожала плечами Татьяна. – У нас, что ли, веселее? Ты же целый день дома сидишь, у вас с Сергием вон даже телевизора нет… – У вас веселее, – улыбнулась Татьяна. – У нас там один лес вокруг. А у вас речка. – Да уж, у нас река так река, – согласилась Олеся Иванна. – Коварная только. Каждое лето кто-нибудь тонет. Когда не местные-то… не зная броду, не суйся в воду. Раньше говорили, в ней русалки водятся. – Русалки? – удивилась Татьяна. – Ну, утопленницы. Татьяна чуть побледнела: – Да я и не купаюсь. Так только… Олеся Иванна собрала Татьянины покупки в большой пакет, выставила на прилавок. – Вот. Что-нибудь еще? Все-таки жалко ее. Если бы дети – она бы с ними возилась целыми днями, сидела бы как наседка с цыплятами. А баба крепкая, ей бы рожать и рожать. Сидит целыми днями дома, вышивает, слушает, как за окнами лес шумит, – в Заполье ей, гляди, скучно было. И на сторону сходить не посоветуешь – обидится. За дверью тренькнул велосипедный звонок, раздался громкий смех. Комарова прислушалась. Нет, не Максим. Сердце вдруг застучало и полезло куда-то вверх, и она отвернулась, испугавшись, что Олеся Иванна или Татьяна что-нибудь заметят. Звонок снова тренькнул – к магазину подъехал кто-то еще. «Два гола им забили», – произнес знакомый голос, и снова засмеялись. Значит, вчера играли в футбол с семринскими и выиграли. Максим такими глупостями не занимается, это все Антон Босой и его дружки. Бабка Марья звала их лоботрясами и говорила, из таких никогда не вырастет ничего путного: раньше партия знала, что с такими делать, а теперь партии нет и никто не знает. Дверь распахнулась, в магазин сунулась конопатая физиономия с зажатой в зубах беломориной. – Здрассь, Олесь Иванна! – С папиросой нельзя, Тоша, докури на улице. Антон ловко перекатил беломорину из одного угла рта в другой, нагло глянул в вырез кофты Олеси Иванны. – Щас сделаем. «Уехали, как обосранные», – послышалось из-за двери. Татьяна вздрогнула, полезла в сумку за деньгами. Это они нарочно, чтобы она слышала. Дверь снова открылась, зашел Антон и с ним двое: один был Стас, который жил очень далеко, на другом конце поселка, где-то возле биостанции, а второго Комарова не знала – он, наверное, был из Семрино. Губа у него была сильно разбита, и в углу рта черным запеклась кровь. – Пачку «Беломора». – Антон вытащил из кармана две смятые трехрублевые бумажки, бросил на блюдечко, подмигнул Татьяне. – Давно не виделись, тетя Таня. Татьяна, потупившись, отсчитала деньги, положила на прилавок, взяла свой пакет. – Так ведь ты в церковь не ходишь. – В церковь же с папиросой нельзя. Стас и незнакомый парень засмеялись. Татьяна залилась краской. – Сумка-то у вас тяжелая? Помочь донести? – Совсем не тяжелая. – Татьяна смущенно улыбнулась. – Спасибо, Антоша, я как-нибудь сама. – Стас, помоги тете Тане. Стас шагнул к Татьяне, забрал у нее пакет, она обернулась к Олесе Иванне и Комаровой, попрощалась и вышла в распахнутую Стасом дверь, – он был такой высокий, что едва не задевал головой притолоку, и потому сильно сутулился, а в футбольной команде был вратарем и стоял в воротах почти неподвижно, широко расставив длинные ноги, раскинув руки и по-бычьи наклонив голову. – Какой ты у нас джентльмен, смотри-ка. – Олеся Иванна протянула Антону пачку «Беломора». – Красивая баба Татьяна. Только дура. – Она тебе хорошо в матери годится. – В матери – это вы перегнули, Олесь Иванна. |