Книга Не оставляй меня, страница 65 – Эмма Скотт

– Я просто констатирую факт, – продолжал Генри. – Искусство – это не та сфера, в которой легко зарабатывать на жизнь. Нужно правильно направлять таланты.

– И не зарывать их в тату-салоне, – добавил Тео. Как будто палку вставили в шестеренку, и непринужденность сцены со скрежетом остановилась. Генри и Тео обменялись долгими, жесткими взглядами.

– Кто хочет помочь мне накрыть на стол? – спросила Беверли, ее голос стал пронзительным. Она потянулась к шкафу и сняла стопку тарелок.

– Я понял, – Тео взял их у нее из рук и боком вышел на террасу.

– Я тоже помогу, – сказала я, беря салфетки и столовые приборы и следуя за ним.

Миссис Флетчер просияла, и легкость вечера вернулась.

– Замечательно!

Обеденный стол на открытом воздухе стоял под беседкой с гроздьями стеклянных шаров, свисающих вниз, как изящные фрукты. Мы ели лазанью, свежеиспеченный хлеб и зеленый салат. Настоящая, домашняя еда. То, что готовила моя мама, когда я была ребенком. Но обед в моем доме был угрюмым, холодным событием, где я всегда говорила слишком громко, даже когда я еще не умела говорить. Жесткое, гнетущее присутствие отца превращало хорошую еду, попадающую мне в рот, в пыль.

Стол Флетчеров же был полон смеха, безостановочных разговоров и шуточных споров. Между Тео и Генри возникло молчаливое напряжение, но Беверли рассеяла его рассказами о юности своих сыновей, которые меня так поразили, что я подавилась своим хлебом.

– Клянусь, – сказала она, наливая себе стакан каберне. Это третий, я заметила. – На озере Тахо есть огромный пляж. Песка хватит на каждого. Миллионы песчинок, а эти двое сражались за одно ведро.

Я толкнула Джону, сидящего справа от меня, локтем.

– Вы дрались из-за песка на пляже?

– Сразу видно, единственный ребенок в семье, – сказал Джона, – дележ песка имеет решающее значение для двух детей четырех и шести лет, – он взглянул на Тео с лукавой улыбкой, – как и воображаемые бабочки.

Тео ткнул вилкой в сторону Джоны.

– Даже не начинай.

Джона не обратил на него внимания.

– Однажды Тео разозлился на меня, потому что он поймал воображаемую бабочку, а я позволил ей улететь.

Тео потянулся через стол, чтобы ткнуть брата вилкой.

– Закрой. Рот.

– Мне нравится эта история, – вздохнула Беверли.

– Как и одному из нас, – сказал Тео.

Джона отряхнул вилку и положил локти на стол, с любовью глядя на брата.

– Тео сложил руки рупором и крикнул мне, что поймал бабочку. Я попросил его посмотреть, но он боялся, что она улетит.

– Когда это было? – спросила я.

– На прошлой неделе, – ответил Джона.

– Как насчет двадцати лет назад, придурок? – пробормотал Тео.

– Язык, пожалуйста, – сказал Генри.

Голос Джоны стал низким, дразнящие нотки исчезли из него.

– Наконец, он сказал, что я могу ее подержать. Он вложил свои руки в мои, все время описывая крылья бабочки как ярко-синие с черной окантовкой. Описывал, как она хлопала ими, словно дышала. Он даже рассказал мне, что ее ноги выглядели как черные волоски на моей коже. Помнишь, Тео?

Я взглянула на крепкого, хорошо сложенного, татуированного мужчину, сидевшего напротив меня и сверлившего взглядом своего брата. И все же я легко могла представить, каким милым маленьким мальчиком он был, описывая эту несуществующую, но драгоценную бабочку.

– Но я был недостаточно осторожен, – сказал Джона, – я слишком сильно разжал руки, и Тео сказал, что бабочка улетела. Он все плакал и плакал.

– Ты, кочергу тебе в зад, закончил? – спросил Тео.

– Язык, – пробормотал Генри.

Насмешка исчезла с лица Джоны.

– Я никогда не извинялся, что отпустил ее, – сказал он, – я попытался дать ему другую – монарха, черно-оранжевую, но это не была синяя бабочка, которую он поймал. И она исчезла навсегда. Прости меня за это, брат.

Тео откинулся на спинку стула.

– Ты серьезно?

Джона пожал плечами.

– Просто расставляю точки над i.

Братья молча смотрели на друг друга. Молчание, полное любви, несмотря на жесткий тон Тео. Полное этих воспоминаний и тысячи подобных.

– Итак, – Беверли хлопнула в ладоши, – у кого есть хорошие новости? – Она повернулась ко мне. – Я думаю, что у всех есть хорошие новости с прошлой недели, хотя бы немного.

– У Джоны потрясающие новости, – я накрыла его руку своей и сжала ее, – так ведь?

Мать наклонилась к нему:

– Что это, дорогой?

Джона поигрывал вилкой, его взгляд метнулся к Тео, а затем опустился на тарелку.

– Итак, Эме Такамура – куратор галереи… Она говорит, что Дейл Чихули попытается придти на открытие моей инсталляции.

Рука Беверли метнулась к груди.

– Неужели? Милый, это замечательная новость.

– Замечательно, – сказал Генри, – молодец, сынок.

Джона откинулся на спинку стула.

– Ну, подождите, он же не сказал, что придет. Только то, что он попытается.

– И все-таки, он же подумает об этом, – сказал Генри, – это значит, что он обратил внимание на твою работу.

– Наверное, – сказал Джона.

– Это чертовски круто, – сказал Тео, – лучше бы ему явиться. Будет полным идиотом, если не придет.

В кои-то веки его речь не была предостерегающей. Братья обменялись еще одним напряженным взглядом, и я поймала себя на том, что улыбаюсь, словно стала переводчиком их невысказанных разговоров.

– У Тео хорошие новости, – сказал Джона. – Одного из его клиентов собираются сфотографировать для журнала Inked. Его укажут как автора дизайна.

Едва заметная улыбка мелькнула на губах Тео.

– Это замечательно, – сказала Беверли.

– Загрязнение тела, вот что это такое, – сказал Генри.

Джона с силой поставил пустую бутылку на стол.

– Господи, папа.

Я откинулась на спинку стула, борясь с желанием прикрыть татуировки на голых руках.

– Что? – сказал Генри. – Никто не является большим поклонником талантов моих сыновей, чем я. Тео исключительный художник, но у меня в голове не укладывается, как можно всю жизнь рисовать на других людях.

– Потому что это искусство, – ответил Тео. – Это искусство, которое люди носят на себе. И когда я открою свою мастерскую, я буду законным владельцем бизнеса.