
Онлайн книга «Тайны черных джунглей»
![]() — Оставим Суйод-хана и его арканы и поговорим о более важных вещах. Но берегись, Манчади: если ты не скажешь мне правду тебя ожидает жестокая пытка. Манчади отвернулся, давая тем самым понять, что не намерен говорить. — Итак, слушай мои вопросы и отвечай, а ты, Каммамури, оживи огонь — он, возможно, сейчас нам понадобится. Дрожь пробежала по желтоватому лицу Манчади, он тревожно смотрел на пламя, которое поднималось и опускалось, прихотливо освещая закопченные стены хижины. — Манчади, — продолжал Тремаль-Найк, — кто эта богиня, которую ты называешь Кали и которая требует много жертв? — Я не скажу. — Плохо ты начинаешь, Манчади. Мне придется пытать тебя. — Манчади не трус. — Перейдем к другому. Мне нужно знать, сколько человек находится на Раймангале. — Я сам этого не знаю. Их много, и все они подчиняются Суйод-хану, нашему главе. — Манчади, знаешь ли ты Деву пагоды? — А кто ж ее не знает? — Хорошо, расскажи мне об Аде Корихант. Молния жестокой радости блеснула в глазах Манчади. — Рассказать тебе о ней! — вскричал он, странно ухмыляясь. — Никогда!.. — Манчади! — сказал Тремаль-Найк. — Берегись, не испытывай мое терпение. Где находится Ада Корихант? — Кто знает! Может, на Раймангале, может, на севере Бенгалии, может, в море. Может, она еще жива, а может, и умерла. Тремаль-Найк издал крик ярости. — Умерла! — вскричал он, заломив руки. — Ты что-то знаешь. О! Ты скажешь! Ты все расскажешь, как только мы начнем жечь тебе ноги. — Можешь сжечь и руки до самых плеч, Манчади не скажет. Клянусь моей богиней! — Негодяй, ты что, никогда не любил? — Я никого не любил, кроме моей богини и моего верного аркана. — Слушай, Манчади, — вне себя закричал Тремаль-Найк. — Я освобожу тебя, я отдам тебе все, чем владею, до последней рупии, я стану твоим рабом, но скажи мне, где находится бедная Ада, жива она или мертва, скажи мне, есть ли надежда спасти ее. Я ужасно страдаю, Манчади, не заставляй меня страдать еще больше, не убивай меня! Говори, или я разорву тебя на куски своими собственными руками! Манчади молчал, мрачно глядя на него. — Но говори же, чудовище, говори! — завопил Тремаль-Найк. — Нет!.. — воскликнул индиец с несокрушимой твердостью. — Я не произнесу ни слова. — У тебя железное сердце! — Да, железное и полное ненависти. — Ради всего святого, говори, Манчади! — Нет, никогда! Тремаль-Найк схватил его за руки. — Негодяй! — заорал он ему в уши. — Я убью тебя! — Убей, но я не скажу. — Каммамури, ко мне! Он схватил пленника за руки и подтащил к огню. Маратх схватил его за ноги и приблизил к пламени. Жесткая кожа почернела от соприкосновения с горящими углями. Тошнотворный запах паленого заполнил всю хижину. Манчади трясся, рыча, точно тигр; глаза его налились кровью. — Держи крепко, Каммамури, — сказал Тремаль-Найк. Душераздирающий крик вырвался из груди упрямца. — Довольно… довольно… — проговорил он прерывающимся голосом. — Ты скажешь? — спросил его Тремаль-Найк. Манчади скалил зубы, кусал себе губы, но все еще молчал, хотя огонь продолжал жечь его мясо. Прошло еще несколько секунд. Второй вопль, громче первого, сорвался с его губ. — Хватит!.. — прохрипел он. — Это слишком… — Теперь скажешь? — Да… скажу… хватит… Помогите! Тремаль-Найк одним рывком отодвинул жаровню. — Говори, негодяй! Манчади взглянул ему в лицо глазами, полными страха и ненависти. Отчаянным усилием он сел, но тут же повалился на спину с хриплым стоном и остался лежать неподвижно со страшно искаженным лицом и перекошенным ртом. — Он умер? — испуганно спросил Каммамури. — Нет, без сознания, — ответил Тремаль-Найк. — Нужно действовать осторожно, хозяин. Если он умрет раньше чем признается, нам будет мало проку. — Он не умрет так скоро, уверяю тебя. — Он скажет? — Нужно, чтобы сказал. Ты слышал, что Ада, возможно, умирает? Я узнаю об этом все, даже если мне придется выпустить его мерзкую кровь каплю за каплей. — Не верь, хозяин. Негодяй мог и солгать. — О я не переживу ее. Если моя бедная Ада умрет, я последую за ней добровольно. Как жестока моя судьба! Любить, быть любимым, и не иметь возможности сделать ее своей! Но я добьюсь своего, клянусь всеми богами Индии! — Смотри, хозяин, наш пленник начинает приходить в чувство. Душитель действительно приходил в себя. Дрожь пробежала по его телу; он медленно поднял голову, покрытую большими каплями пота, и наконец открыл глаза. Он открыл и рот, как бы желая что-то сказать, но из горла вырвался лишь хриплый звук, похожий на приглушенный стон. — Говори! — приказал Тремаль-Найк. Тот не отвечал. — Видишь этот огонь? Если ты не развяжешь язык, я снова начну пытку. — Говорить?.. — прорычал Манчади. — Ты хуже, чем убил… ты меня искалечил… я не могу больше ходить… Убей меня, если хочешь… но я не буду говорить. Я ненавижу тебя… а твоя Ада… умрет!.. Я радуюсь, зная, что она испытывает те же самые муки… Мне кажется, я слышу ее вопли… Я вижу ее, привязанную к пламенеющему костру… Суйод-хан ухмыляется… туги пляшут вокруг… Кали улыбается… Вот пламя окутывает ее… Ах! ах! ах!.. И негодяй разразился сатанинским смехом, который слился с первым ударом грома, потрясшим всю хижину до основания. Тремаль-Найк, как безумный, бросился на индийца. — Ты лжешь, негодяй! — завопил он. — Это невозможно, невозможно! — Это правда… твоя Ада будет сожжена… — Скажи мне все! Я приказываю тебе! — Никогда! Обезумев от гнева и отчаяния, Тремаль-Найк снова схватил душителя, чтобы бросить к огню, но Каммамури остановил его. — Хозяин, — сказал он, — этот человек не вытерпит второй пытки и умрет. Огня недостаточно, чтобы заставить его говорить; попробуем железо. — Что ты хочешь сказать? — Предоставь действовать мне. Он заговорит — вот увидишь. Маратх прошел в соседнюю комнату и вскоре появился, неся что-то вроде сверла, на конце которого были приделаны две спирали из закаленной стали, с остриями, отстоящими на сантиметр друг от друга. |