Книга Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака, страница 33 – Адам Гидвиц

У них ум точно раскисшая дорога – в середке две колеи от всех повозок; не важно, сколько повозок пытается проехать по обочине, чтобы не извозиться в грязи, рано или поздно ухаб здесь, рытвина там – и они вновь оказываются в наезженной колее. Так, я полагаю, было и с Вильямом.

По мере того как мы приближались к Сен-Дени, дорога становилась все шире и оживленнее, и я видел, что Якоб начал тревожиться, и тревога его все росла. Он сказал:

– Я не пойду в аббатство. Мне нужно найти моих родителей. Они, наверное, места себе не находят.

Вильям и Жанна на какой-то миг смолкли. На дороге тоже стало тихо. Наконец Вильям сказал:

– Якоб, ты уверен, что твои родители спаслись из огня?

Лицо Якоба застыло, лишь ноздри трепетали.

– Они спаслись, – сказал он, – они будут ждать меня в доме дяди Иегуды. Так мама сказала.

Вильям спросил:

– Иегуда, раввин?

Якоб остановился и с силой провел рукавом по глазам, прежде чем обернуться к Вильяму.

– Ты знаешь его?

– Неужели ты его знаешь? Рабби Иегуда – твой дядя? – спросил Вильям.

– Да. Мамин двоюродный брат. Если честно, сам я никогда его не видел.

– Кто такой рабби… Ие-худо? – вмешалась Жанна.

– Рабби Иегуда. Прославленный неверный, – сказал Вильям, – его доводы полны дьявольскими уловками и ослепляют глаза добрых христиан.

Якоб вытаращился на него:

– Ты хочешь сказать, что он еврейский писатель?

– Верно.

– Очень известный.

– Прославленный.

– Мудрый. – Якоб все повышал голос.

– Лукавый. – Вильям тоже.

Гвенфорт начала порыкивать на мальчиков.

– Ученый! – Лицо Якоба покраснело.

– Ведомый дьявольским научением! – воскликнул Вильям.

Гвенфорт залаяла на них.

– То, что он пишет, прекрасно! – возразил Якоб.

– Да, это правда, – сказал Вильям помолчав.

Якоб выглядел удивленным. Здоровенный юноша пожал плечами. Потом улыбнулся.

– Брат Жером знает еврейский. Он читал мне. Полагаю, Иегуда пишет лучше всех ныне живущих авторов.

Якоб во все глаза глядел на огромного послушника.

– Может, ты и идолопоклонник, – сказал Якоб наконец, – но, по крайней мере, вкус у тебя хороший.

А Жанна расхохоталась.

Гвенфорт переводила взгляд с одного мальчика на другого и тявкнула, словно говоря: «Все, хватит!»

Якоб склонился и почесал ее за ушами. Жанна сказала:

– Пошли с нами. Давай не будем расставаться. Пойдем с нами в монастырь. Это же ненадолго. А потом вместе пойдем и отыщем твоих родителей.

Якоб все сильнее и сильнее чесал Гвенфорт за ухом.

– Мы обернемся раньше, чем настанет время ужина, – добавил Вильям.

Наконец Якоб прошептал:

– Ладно. Я пойду с вами. А потом вы пойдете со мной.

– Конечно, – сказала Жанна.

– Конечно, – согласился Вильям.

– Спасибо. – Якоб кивнул.

Жанна потянулась и взяла Якоба за руку.

Я увидел, что Вильям это заметил и жалобно сморщился.

И тогда Жанна потянулась и взяла за руку Вильяма.

Гримаса превратилась в улыбку.

Наконец, Вильям тоже протянул руку и ухватил Гвенфорт за ухо. Мы все расхохотались. Но собака встряхнула головой и глянула на Вильяма, словно говоря – играй со мной, если так уж хочется, но оставь мои уши в покое.

Мы начали карабкаться по некрутому склону.

Я чуть замедлил шаг и сказал детям:

– Сир Фабиан и его люди доставят нас к воротам Сен-Дени. Но дальше вооруженным людям ход заказан. – И строго добавил: – Держитесь поближе ко мне. Микеланджело может быть тут. Он, в конце концов, приор ^[4] аббатства.

– Я кой-чего не понимаю, – сказала Жанна, – с чего бы доброму аббату Хуберту держать злого Микеланджело ди Болонью приором?

– Ну, знаешь, как говорится? Держи друга поблизости, а врага – еще ближе. Хуберт не сводит глаз с Микеланджело. И все же не отходите от меня, пока мы не окажемся в присутствии аббата Хуберта.

– Спасибо, брат Геральд, – сказал Вильям.

– И запомните, Хуберт серьезный человек. Более набожный, чем все, кого я когда-либо встречал. Не шутите с ним и не дерзите ему. Будьте чистосердечны. Будьте честны. И он будет на вашей стороне. Вот и пришли.

Дети взглянули вверх, и вот он стоял пред нами. Сен-Дени. Первый и самый святой из всех недавно отстроенных соборов. Остальные великие соборы – Нотр-Дам, Шартрез, Руан – все были сделаны по его образцу. Солнце стекало с его черной крыши. А вкруг него распростерся город Сен-Дени, больший, чем любой, когда-либо виденный детьми. Он шумел, и бурлил, и клокотал, и грохотал. На миг дети застыли в восхищении. А затем они помчались вниз с холма. Рыцари и я трусцой побежали за ними, смеясь и перекликаясь.

Так мы вбежали в город, где шеренги двухэтажных деревянных зданий высились над узкими грязными улочками. Жанна и Якоб не уставали удивляться тому, что дома здесь ставили один на другой. Вильям уже повидал каменные двухэтажные дома у себя в монастыре. Но два этажа из дерева и глины? Это и его впечатлило.

Торговцы и ремесленники выглядывали из окон или прогуливались по улицам со своими пухленькими хорошенькими женами, одетыми в богато окрашенные шерстяные платья.

– Это господа и дамы? – прошептала Жанна.

– Нет, – ответил я, – просто мещане. Бюргеры. Они живут в городах и продают товары и изделия всем, кто готов заплатить.

– А где их скотные дворы? Их хозяйства? Неужто они и в поле работают в таких красивых платьях?

– Они не держат скот и не работают в поле.

– Откуда же они берут еду?

– Они ее покупают.

– Что, всю?

– Да.

– Каким же нужно быть богатым, – пробормотала Жанна, – чтобы позволить себе покупать всю еду!

Якоб тем временем внимательно вглядывался в узкие улочки, что пролегли меж высоких деревянных домов.

Вильям приметил это.

– Что, совсем нет евреев?

– Они должны быть где-то, – ответил Якоб сдавленным голосом.

И тут мы подошли к воротам монастыря, и пришла пора проститься с рыцарями.

Мармелюк протянул Якобу руку, и они обменялись рукопожатиями. Это был знак величайшего уважения. Так же он обратился и к Вильяму. Наконец, Жанна приблизилась к Мармелюку и присела в реверансе. Он заключил ее в объятия – что удивило всех нас.