
Онлайн книга «Дань псам. Том 1»
![]() Но от знания, повторяла себе Салинд, легче не становится. Оно лишь заполняет то место, куда в противном случае хлынет отчаяние. Вы что, не можете жить без ответов? Задайте себе этот вопрос, каждый из вас. Вы не можете жить без ответов? Если так, вы наверняка способны придумать и собственные ответы, такие, что вас утешат. Те же, кто не разделяет ваших взглядов, будут самим своим существованием порождать у вас в сердцах страх и ненависть. Да разве есть бог, что благословит подобное? – Я не Верховная жрица, – прохрипела она, а вода текла у нее по щекам. По грязи снаружи зашлепали тяжелые сапоги. Дверь отворилась, бледно-серый свет заслонил темный силуэт. – Салинд. Она моргнула, пытаясь разглядеть того, кто обратился сейчас к ней с таким… состраданием. – Не надо ничего спрашивать, – сказала она. – Тем более говорить. Силуэт двинулся, дверь, проскрежетав по размокшему гравию, закрылась, хижина снова наполнилась сумраком. Вошедший некоторое время стоял молча, с его длинного кожаного плаща капало. – Так не годится. – Кто бы ты ни был, – сказала ему Салинд, – я тебя не приглашала войти. Это мой дом. – Прошу прощения, Верховная жрица. – От тебя пахнет соитием. – Да, это и неудивительно. – Не прикасайся ко мне. Я – отрава. – Я… я не собирался к тебе… прикасаться, Верховная жрица. Я прошел через поселок – условия здесь никуда не годятся. Но я уверен, что Сын Тьмы недолго будет терпеть подобную нищету. Она сощурилась на него. – Ты – друг Осененного Ночью. Единственный из тисте анди, готовый снизойти до людей. – Выходит, вот как вы о нас думаете. Это… не слишком радостно. – Я плохо себя чувствую. Уходите, сударь. – Меня зовут Спиннок Дюрав. Возможно, я назвал свое имя при нашей предыдущей встрече – сам я этого не помню, как, очевидно, и ты. Ты тогда… бросила мне вызов, Верховная жрица. – Нет, Спиннок Дюрав, я тебя отвергла. Кажется, в его тоне, когда он ответил, прозвучало что-то вроде мрачной усмешки. – Может статься, это одно и то же. Она фыркнула. – О нет, только не очередной упертый оптимист. Он вдруг протянул к ней руку, его теплая ладонь коснулась ее лба. Она отдернула голову. Выпрямившись, он произнес: – У тебя жар. – Уходи. – Я намерен забрать тебя с собой… – А как же остальные несчастные в этом лагере? Их ты тоже заберешь с собой? Или меня одну, поскольку всех остальных тебе не жалко? Если, конечно, тобой движет именно жалость. – Я распоряжусь, чтобы в лагерь направили целителей… – Будь так любезен. Я их подожду вместе с остальными. – Салинд… – Это не мое имя! – Разве? А я думал… – Я просто его выбрала. У меня нет имени. Не было в детстве, не было еще несколько месяцев назад. У меня нет никакого имени, Спиннок Дюрав. Знаешь, почему меня до сих пор не изнасиловали? Как большинство женщин. И большинство детей тоже. Но не меня. Спрашивается, я что, такая уродливая? Что-то не так с моей плотью – но нет, это даже мне самой ясно. Причина в том, что я – Дитя мертвого семени. Знаешь ли ты, тисте анди, что это значит? Моя полубезумная мать ползала по полю битвы, запуская руку в штаны мертвым солдатам, пока не обнаружит там твердый член. Такой она принимала в себя, и если благословение богов было с ней, член в нее изливался. Семенем мертвеца. У меня было множество братьев и сестер, целое семейство тетушек и мать, которая в конце концов сгнила заживо от какой-то ужасной болезни, изъевшей ей плоть – мозгов она к тому времени уже окончательно лишилась. Меня никто не изнасилует, потому что я неприкасаемая. Он смотрел на нее сверху вниз, очевидно ошеломленный, не в силах ни слова произнести от ужаса. Она закашлялась, в досаде оттого, что слишком часто простужается – но с ней всегда так было. – Теперь уходи, Спиннок Дюрав. – Здесь все – зараза. И он шагнул вперед, чтобы взять ее на руки. Она отшатнулась. – Ты не понимаешь! Я больна, оттого что он болен. Спиннок застыл, а она наконец смогла разглядеть его глаза – зеленые, словно лес, уголки чуть опущены, и сколько же в них светилось сострадания! – Искупитель? Да, надо полагать. Пойдем. И он без малейшего усилия поднял ее на руки. Она могла бы сопротивляться – воспользоваться своей свободой выбора, – однако сил не хватило. Когда она оттолкнула его руками, это был не более чем жест, обозначающий желание высвободиться, но и тот завершился тем, что она беспомощно вцепилась ему в плащ. Словно дитя. Дитя. – Когда кончится ливень, – сказал он, и дыхание его, наверняка просто теплое, ей, которую лихорадило, показалось обжигающим, – мы здесь все перестроим. Возведем заново. Чтобы было тепло и сухо. – Только не насилуй меня. – Про такое даже не думай. Вместе с жаром пробуждаются страхи. Просто успокойся. Я не стану судить. Даже свою собственную жизнь. Я не стану… в мире столько всего слабого. Столько всего. Столько… Выйдя наружу с потерявшей сознание женщиной на руках, Спиннок Дюрав огляделся. Со всех сторон под проливным дождем стояли люди, кто в капюшонах, кто – с непокрытыми головами, по которым струилась вода. – Она больна, – сказал им Спиннок Дюрав. – Ей нужен целитель. Никто ему не ответил. Поколебавшись, он добавил: – Сыну Тьмы будет доложено о ваших… трудностях. Они начали разворачиваться, растворяясь в серой пелене. Прошло совсем немного, и Спиннок остался один. Он направился в город. Сыну Тьмы будет доложено… но он знает и так, разве нет? Он знает, но предоставил действовать… кому? Мне? Провидомину? Самому Искупителю? «Засвидетельствуй жрице мое почтение». Значит, это она, хрупкое создание у меня на руках. Я о ней позабочусь, потому что она и есть ответ. Боги, но на какой вопрос? Неуверенно пробуя каждый шаг по скользкой грязи, он осторожно двинулся обратно. Его ждал Покров. Откуда-то из глубин памяти всплыл отрывок старинного стихотворения: «То не дождь, но лунные слезы». Ну да, наверняка лишь отрывок, но остального он вспомнить не мог, пришлось удовлетвориться единственной фразой – только, сказать по правде, никакого удовлетворения он в ней не нашел. Надо будет уточнить у Коннеста – хотя нет, он нас на время покинул. Тогда у Верховной жрицы. Она знает наизусть каждый из стихов, когда-либо написанных тисте анди – исключительно ради того, чтобы над ними насмехаться. И пусть. |