Онлайн книга «Саботажник»
– Так он и есть чистый жупел! – хохотнул Воровский. – Да уж, – кивнул психиатр. – Представьте, святой отец, стоим мы как-то, общаемся на отвлеченные темы. Спорим, можно сказать. Я неопровержимыми фактами давлю – и что б вы думали? Хлопает, стервец, меня по плечу и говорит так саркастически: «Ну конечно – чему мы, геи, можем вас, евреев, научить?!» [8] – Ничего не понял, – признался капеллан. – Ну, так я и думаю – на фига вам? Все равно ничего не поймете. – Я не понял даже, с кем вы говорили. С каким-то геем… – Полундра!!! – неожиданно взвыл Кронштейн. – В тень! – глухо скомандовал Воровский, прыгая к краю освещенной зоны. Кронштейн и Причер метнулись за ним и утонули в кромешной ночи. Точнее, упали в нее – четко по границе света и тьмы проходил высокий бордюр, отсекающий проезжую часть от тротуара. В темноте загремело и посыпалось. – Blia! – высказался Кронштейн. – Ouch! – отозвался Причер. – Лежать! – приказал Воровский непререкаемым тоном. – Падре, где вы? – По уши в помоях, вот где… Ну и увалень вы, господин Кронштейн, мать вашу за ногу и за щеку – прости, Господи! – Тихо! Едет! Послышался рокот мотора. Причер, не зная, что и думать, на всякий случай затаил дыхание. Мимо на большой скорости прошла длинная восьмиколесная бронемашина. – Отбой тревоги! – разрешил Воровский. – Личному составу заправиться и сказать мне спасибо. – Почему это тебе? Кто первый увидел?! – возмутился Кронштейн, выбираясь из кучи мусора на свет. Вид он имел крайне импозантный – на его густо усыпанном значками, пуговицами и другой парадной бижутерией кителе не повисло разве что использованной туалетной бумаги. Зато бывших в употреблении презервативов имелось целых два. – Хорош! – восхитился Причер, встряхиваясь, будто искупавшийся пес. На бетон дороги посыпалась всякая дрянь. – Красота. Знаете, Эйб, я даже передумал вас бить. – Это ваши долбаные американские мешки для мусора, – пожаловался Кронштейн. – И ваши бездарные американские мусорные баки, в которые вы складываете долбаные американские мешки. Оно же все соплей навылет прошибается! – Ну да, естественно! – Причер щелчками сбивал с куртки налипшие обертки от конфет. – За русским мусорным баком, как я понимаю, можно от пули укрыться. – Зависит от боеприпаса, – сказал Воровский. Он нашел в помойке старую замызганную обувную щетку и теперь ею отряхивал Кронштейна, благо китель у того был черный. – Чего-о? – переспросил капеллан. – Я однажды неплохо укрылся именно за русским мусорным баком, – сообщил Воровский. – Именно от пули, девятимиллиметровой пистолетной. Слава Богу, этот патрон не был рассчитан на пальбу по мусору. Кронштейн начал хохотать. – Издеваетесь? – спросил Причер с надеждой в голосе. – Да нет… – Кронштейн помотал головой. – Просто очень хорошо Майкл насчет пальбы по мусору… Вы не поймете. Русский фольклор. В общем, наш Майкл когда-то по молодости лет служил в полиции. – Час от часу не легче. Слушайте, вы… Русские фольклористы. Что это было-то? – Адмирал наш проехал, вот что. А у него – забыли? – фуражка смертью храбрых утонула. – Чего-то мне уже не хочется к вам в гости… – пробормотал капеллан. – Да ну вас, падре! – всерьез расстроился Воровский. – Какая ерунда! Все, пролетела мимо тень покровителя, угроза миновала. Адмирал теперь до утра с вашим полканом в карты резаться будет. – Еще меня искать начнут для компании… – задумался Кронштейн. – Ты ж на вахте! – А начальству какая разница? – Тогда на гауптвахте! – Спасибо! Чует мое сердце, именно на киче и будем ночевать… – Ребята, да сколько угодно! У меня там водка, спирт, бренди, девчонок с узла связи позовем! – обрадовался Воровский. – У вас на гауптвахте? Именно у вас, господин прапорщик? – осторожно поинтересовался Причер. Капеллан чувствовал, что еще одна подобная русская штучка – и у него начнется тихое умопомешательство. Он к такому не привык. Всплыло из глубин подсознания и стремительно разбухло до нескромных размеров мучительное желание выпить. – Хотите водки, Причер? – спросил Кронштейн, углядев, видимо, наметанным глазом, что состояние психики капеллана близится к пограничному. – Все хотят, – решил за всех прапорщик. – По глотку, и ускоренным маршем в порт. Водка обожгла горло, Причер закашлялся, но почти сразу почувствовал себя более адекватно. Кронштейн с Воровским отпили из фляги так просто и естественно, словно там была вода. Даже не поморщились. – Эх, вас бы на Черные Болота… – вздохнул капеллан почти благоговейно. – Пакость тамошнюю разгонять. Признайтесь, господа, вас все живое боится? Я, например, уже почти боюсь. – Планктон нас не боится, – сказал Кронштейн. – И адмирал, – добавил Воровский. – К сожалению. – А кстати, Причер, что там культивировали, на этих болотах знаменитых? Боевую активную органику? – Семечки, – отрезал Причер. – Не могу сказать, извините. Коммерческая тайна. – Военная тайна, – поправил Кронштейн. – Сюда бы эту вашу органику. На планктон натравить. Да и на джунгли заодно. Ладно, потопали. – Ну что вы такое городите, Эйб! – возмутился капеллан, пристраиваясь сзади и доставая новую сигару взамен утерянной в куче мусора. – Сами говорили совсем недавно, как мы тут наколбасили. – Если уж колбасить, так до победного конца. А то, понимаешь, нарушили равновесие, вздрючили биосферу, восстановили против себя… – Это еще не факт. Это пока так, предположения. Вы что, вообще, биолог? – Я в некотором роде ветеринар. Рога обламываю, копыта отшибаю, хвосты накручиваю… Говорят, на грузовике целая комиссия летит. Биологи, зоологи, экологи… – Так пусть они разберутся и скажут. Вдруг мы чего-то не понимаем. – Они вам скажут… Их кто нанимал? Концессионер. Разуйте глаза, святой отец. Впереди показались ворота порта. Стало заметно светлее – русские электричества не жалели. – Думаете, комиссия посмеет отрицать, что на Кляксе за последние годы произошли невероятные изменения? – не унимался Причер. – Считаете, биологи закроют глаза на здешние чудеса? – Им закроют, Причер. В каждый глаз по платиновой кредитке – и привет горячий. Потеря зрения гарантирована. А может быть еще веселее – нам объяснят, что эти чудеса с биологической точки зрения фигня на палочке. И будем мы тут гнить, пока не вылезет из моря настоящее чудо размером в две «Тревоги». Слишком многое поставлено на карту, Причер. |