Книга Янмэйская охота, страница 162 – Роман Суржиков

— Обвинитель, будьте добры, повторите обвинения для ответчика.

Марк повернулся к Менсону, повторил отчетливо и громко. Шут выразил понимание: при каждом обвинении сделал подходящий жест.

— Убийство, ага… — махнул рукой с невидимым ножом.

— Сбежал, во как… — гулко потопал ногами.

— Измена, угу… — повернулся к суду спиной и повилял ягодицами.

И смешки, и ропот усилились. Франциск-Илиан дернул Менсона за рукав и что-то шепнул. Председатель суда остался невозмутим:

— Теперь, когда вы уразумели суть обвинений, желаете ли ответить на них?

— Уууу, ответить… — шут помедлил, чеша затылок. Франциск-Илиан попытался подсказать ему, Менсон отмахнулся: — Да брось, я и себя-то не слышу, а тебя подавно… Ответить, говорите? Я со слов Ворона выхожу ууух каким злодеем! Пожалуй, отвечу: благодарр-ррю за комплимент! И убил, и предал — ай, молодец! Теперь мятежники в почете, а я так вообще цареубийца — можно мне титул какой-нибудь? Можно, я буду шут-канцлер?

Неожиданно для себя Эрвин рассмеялся.

— Ничего не имею против, милорд! И тем не менее: вы признаете себя виновным?

— Вот прицепились, пиявки!.. — буркнул шут и звякнул бубенцами. — Нет, невиновен я. В чем другом — да, много в чем. Но в том, что Ворон каркал, — нет!

— Стало быть, сударь, вы отвергаете обвинения?

— Нет!

— Не отвергаете?

— Тьфу, заразы, запутали! Да, отвергаю. Я не убивал, я не предавал, я не убегал! Тр-ррижды нет! Во как.

— Желаете ли привести какие-либо аргументы в свою защиту? Возможно, изложить свое алиби?

— К чертям арр-ргументы! — брезгливо каркнул Менсон. — Вам недостаточно моего слова? Клянусь честью шута — я невиновен!

Довольный собою, Менсон ляпнулся на скамью. Пожалуй, ничего хуже он сделать не мог. Отказаться от слова или сослаться на потерю памяти, или признать одно обвинение, отбросив остальные — это давало бы какие-то шансы. Но Менсон отверг все, а Ворон вывалит кипу улик и непременно докажет хоть что-то — тогда Менсон выйдет лжецом и получит все три обвинения.

Король-пророк сразу понял тяжесть ошибки. Быстро поднялся и обратился к председателю:

— Я хочу сказать от имени ответчика.

— Ответчик уже сказал сам за себя.

— Как известно лекарям, умственно больной человек не осознает своей хвори и потому не может говорить о ней.

Судьи посовещались меж собою и вынесли решение:

— Слово дается советнику обвиняемого. Говорите, ваше величество.

Франциск-Илиан развел руками, обведя жестом весь зал:

— Милорды и миледи, все мы знаем: лорд Менсон Луиза не обладает здоровым умом. Унизительная и комичная роль шута, силою навязанная ему, так впечаталась в его душу, что именно она теперь руководит Менсоном, а не трезвое суждение и здравая мысль. Мы слышали речи Менсона — это несуразные и грубые насмешки, каких ждут от паяца, а не ответчика в суде. На голове его — колпак, столь же нелепый в высоком зале Палаты. Лорд Менсон цепляется за свое шутовство, поскольку на протяжении долгих лет подвергался жестокому воспитанию: будь шутом — либо страдай и умри. Мы видим перед собою несчастного сломленного человека, хворого душою и рассудком. Суд над таким обвиняемым противен и законам Праматери Юмин, и самой человечности.

На протяжении монолога Менсон всем своем видом выражал согласие: тряс головой, издавая звон бубенцов, вываливал язык, лизал кончик бороды и бил себя в грудь: «Хотите увидеть безумца? Глядите на меня!» Однако речь пророка не пришлась по душе судьям. Члены коллегии зашептались меж собою, ища законной зацепки, чтобы отказать в медицинском освидетельствовании.

Заговорил председатель Кантор:

— Если человеку хватило ума, чтобы выжить при катастрофе поезда, совершить убийство и скрыться от полиции, то вряд ли можно звать его безумцем… — бросив быстрый взгляд на Мими, он продолжил: — Однако принципы Праматери Юмин святы. Я назначу медицинскую оценку ответчика, в зал суда будут приглашены лекари.

Ворон Короны поднял стопку листов с какими-то рисунками:

— Ваша честь, предвидя вопрос о невменяемости, я подготовил небольшой опыт. Позвольте мне показать эти рисунки ответчику.

— С какой целью?

— Ваша честь, цель станет очевидна в ходе опыта. Ручаюсь, что она имеет прямое отношение к данному вопросу.

— Что изображено на рисунках? Не содержат ли они чего-либо вызывающего и провокационного?

— Ваша честь, это просто портреты людей. Вы их тоже увидите впоследствии.

Судья дал согласие, и Марк поднес Менсону рисунки.

— Скажите, кого вы тут видите?

Менсон фыркнул:

— Ясное дело, это мой отец!

— Кто угодно узнает собственного отца, — отметил пророк.

Марк перевернул страницу:

— Что скажете об этом человеке?

— Надел бы колпак — поумнел бы.

Пророк, тоже видевший рисунок, улыбнулся в бороду. Марк подал Менсону новый лист:

— Милорд, кто на этой странице?

— Змея вползла в постель.

— А здесь?

— Кабан, у которого убавилось сала.

— Благодарю вас, а здесь?

— Умная кицка с короткими лапками.

— А на этой?

Менсон ухмыльнулся:

— Монах заскучал, сбежал из кельи искать приключений.

Пророк старался хранить серьезность, но глаза его смеялись. Марк, весьма довольный собою, отвесил поклон:

— Благодарю вас, лорд Менсон.

И передал листы с рисунками членам коллегии:

— Теперь прошу вас, господа судьи: осмотрите портреты и сопоставьте с ответами обвиняемого.

Под шорох страниц на лицах судей проступили улыбки, из пары уст вырвались смешки.

Ворон задал вопрос:

— Господа судьи, ощущаете ли вы комизм прозвищ, данных Менсоном людям на портретах?

Несколько судей позволили себе усмешки, однако председатель ответил сурово:

— Я не допущу насмешек над высокородными господами. Юмор обвиняемого груб и бескультурен.

— Несомненно, груб, однако смешон ли? Ответьте, ваша честь.

— Воспитанный человек отвергает грубость и не задается вопросом, смешна ли она.

— А если бы тот же самый смысл был выражен более мягкими словами?

— Суд рассматривает лишь факты, а не условные возможности.

В их диалог вмешалась Минерва:

— Господа, позвольте мне взглянуть! Я смогу оценить, смешны прозвища или нет.