Книга Огонь блаженной Серафимы, страница 62 – Татьяна Коростышевская

«Позиция моя для драки неплохая, за спиною тупик, а узость коридора не позволит нападающим зайти сбоку. Направив струю пламени перед собой, я смогу прорваться к выходу».

Навья продолжала хвастаться:

— На самом деле меня отрядили барышню Бобынину здесь подкарауливать, чтоб не опомнилась в последний момент и контроль над ячейкой не вернула.

Бубусик кряхтел, покашливал, громко неритмично дышал.

«Прорываться придется с собакой на руках».

— Так чего ты документы у Натальи заранее не выкрала для надежности? — я тянула время.

— Чтоб мысли ее бестолковые в это русло направить? Чтоб она, пропажу контракта обнаружив, в банк отправилась за копией и наконец документ со вниманием зачла? Наша Наташенька та еще штучка. Но ждала я ее, ждала, а после подумала, что есть еще у нас прочие девицы многомудрые, рыжая кошка Гелька и черная — Фимка, да еще крылатая монстра при них состоит, тоже кошкообразная. А вдруг? Вот для вас, мурлык, это угощение и подготовила.

«Прорвемся с Гавром, предположим, а если у подъезда нас целая навская банда дожидается?»

Будто услышав мои мысли, нянька проговорила:

— Только ты на пороге появилась, я немедленно хозяину весточку отправила, что птичка наша с Голубой улицы упорхнула и здесь обнаружилась. Молодец, Серафима, сама в руки пошла. Теперь в одном месте у нас предмет нужный с объектом необходимым собрались.

— Ав-р. — Бубусик подполз к моим ногам, перебирая лапками.

Присев, я подхватила его под мышку, выпрямилась.

— Набрасывайте путы! — завизжала навья. — Она колдовать будет.

За ее спиной вспыхнула конторка, полная бумаг. От мужиков зазмеились ко мне спирали поганой навской волшбы. Я дохнула огнем, заставляя няньку отшатнуться, выдернула из замка ключ, толкнула дверь, ввалилась в ячейку, бросила на пол Бубусика и налегла на створку, задвигая ее на место.

В щель скользнуло черное щупальце, я придавила его каблуком, поднажала.

— Уж я над тобой потешусь, дитятко, — шипела навья зло.

Ее страшное, почти не схожее уже с человеческим лицо возникло в проеме.

— Отступи, блаженная, сдайся.

— Тьфу на тебя, погань! — продолжая топтать и налегать, фыркнула я.

— Ав-р…

Бубусик скорчился, будто кошка, пытающаяся откашлять шерстяной шарик, и прицельно плюнул мне под ноги. Зеленая слюна зашипела, щупальце, извиваясь, отпрянуло, замок щелкнул, закрываясь, лязгнул автоматический засов, другой.

Наступила тишина, под потолком возжегся светильник. Я сползла спиною по стене. Хороший банк, надежный. И двери крепкие, и ячейки удобные.

— Ав-р?

— Не знаю. Ждать помощи, наверное, будем.

Комнатка была крошечной, аршинов пяти длиной, в ширину и того меньше. У дальней стены располагался чистый письменный стол с задвинутым под него табуретом, а по центру — деревянный простой сундук. Больше не было ничего. Полки, закрепленные вдоль стен, пустовали.

— Ав-р…

— Отдышаться дай. Конечно, посмотрим, мне тоже любопытно.

Дышалось с трудом, кажется, вентиляции в ячейках предусмотрено не было и застоявшийся неживой воздух не мог наполнить грудь. К слову, один из самых больших страхов каждого, кто за малахитом под землю хаживает, в такой вот ситуации оказаться. Ну да ладно, часов несколько у нас есть, авось не помрем.

Бубусик поскреб когтями сундук, я поднялась, шагнула ближе. Замка было два, навроде амбарных.

— Ав-р?

— Поджечь дерево я, конечно, могу, но тогда нам воздуха не останется.

Все-таки я попыталась воспользоваться дверным ключом, но он болтался в широкой скважине, как… нечто неприличное в проруби, и язычок подцеплять не желал.

— Ав-р!

— Ну что ты заладил! Подожди. Зорин с Гелей арестуют всех поганцев, нас отопрут. А потом я спокойненько разберусь, как средоточие поганой силы нам на пользу обратить.

Тут я обомлела. Чем меня отопрут? Ключ здесь, со мной. Я открыла рот. Будто выброшенная на берег рыбешка. Бубусик заворчал. Ох, вот я скудоумица! Конечно, у Адлера запасной сыщется.

Гавр согнулся над замком, дернулся и выкашлял на дужку комок зеленой слизи, посеменил ко второму, неаппетитную манипуляцию повторил.

— Какая удача, разбойник, что ты любой дрянью пузо набивать обожаешь, — хихикнула я, наблюдая, как слюна пузырится, разъедая металл.

Замки упали, я отворила сундук. Тело-исходник более всего походило на большую, в человеческий рост куколку бабочки, то есть даже не куколку, а кокон, плотно оплетенный серебристой паутиной.

— Думаешь, нам надобно его размотать?

Бубусик оперся передними лапками в бортик, фыркнул.

— Хорошо. — Я ткнула паутину кончиком указательного пальца, подцепила ногтем. — Но учти, если там страхолюдина какая окажется, в обморок брякнусь.

— Ав-р…

Гаврюша умел ворчать сотней различных оттенков, сейчас он выражал сарказм. Лицо навьего князя было прекрасным. Такими лицами скульпторы одаряют статуи святых либо героев. У него был гладкий широкий лоб, прямой нос, четкий рисунок губ, подбородок с ямочкой. О цвете закрытых глаз я могла лишь гадать, но ресницы, отбрасывающие тени на алебастрово-белые щеки, были чернее ночи, и локоны таких же иссиня-черных волос упали на лоб, освободившись от паутины.

Мне вдруг захотелось, чтоб Бубусик плюнул на это лицо, чтоб нарушил идеальную гармонию черт, чтоб наваждение, в котором я помимо воли оказалась, развеялось.

— Какая сила в нем! Гавр, а если вдруг сейчас хозяин в свой исходник вернется?

— Ав-р.

— Понимаю, глупо звучит. Но ты же слышал, на что способны тамошние колдуны.

— Ав-р-р-р.

— Я не смогу! Артемидор мои силы запечатал.

Опять ворчание.

— Покойники, это другое! Это даже не тонкий мир, а у самой грани топтание.

— Ав-р.

— Ты слаб совсем, а я…

Бормоча возражения, я отбросила ногой замки, пододвинула ящик вплотную к стене и легла на освободившееся на полу место, вытянув ноги.

Бубусик вильнул хвостом, нырнул в ящик и сразу же показался из него, держа в пасти кончик серебристой паутины.

— Ладно, — вздохнула я, наматывая паутинку себе на запястье, — скоротаем время до освобождения, чего уж там.

Гавр вскочил мне на живот, разместился, свернулся калачиком у солнечного сплетения, уютно засопел.

— Слюни подбери, — велела я, — дыру во мне прожжешь, скандал устрою.

— Ав-р…

Прикрыв глаза, я подстроила дыхание в унисон собачечке, ощутила паутинку на запястье, проследила ее от своей руки до кокона, следуя плетению. Я погружалась в привычную мне заменяющую сон черноту, но теперь в ней мерцала серебряная ниточка, я шла за ней, будто за волшебным клубком из сказки, извив за извивом, изгиб за изгибом. Запястье теплело, покалывание распространилось к плечу, оттуда по всему телу.