Онлайн книга «Зигги Стардаст и я»
|
– Что такое? – Твои глаза, я раньше не замечал, они… – А-а. Да, – говорю, отнимая руки. Опускаю их на колени. – Разноцветные, я знаю. Считается, что это наследственное, но больше ни у кого в семье такого не было, и это странно, потому что у мамы и папы голубые, так что я никак не мог понять, откуда взялся карий, и ненавидел его, потому что, конечно же, для Обезьян это еще один повод потешаться надо мной. – Вау, – говорит он. Серьезно, просто вау – и все. – У Дэвида Боуи тоже такие. – Фантастика. – Ага. Его взгляд сливается с моим и… я не замечаю жалящего ощущения, проносящегося по венам… НЕ замечаю, сказал… – Ты прав. – Мой голос дрожит. – Вид отсюда куда лучше. – Ага… правда? – Он отводит взгляд, и я возвращаюсь в собственное тело. О да, это нечто. Вид, в смысле. Словно сидишь посреди игрушки-калейдоскопа. – Разбитое сердце, – говорит он. – Что? – Озеро. Оно имеет форму разбитого сердца. – Правда? – Поднимаюсь на колени, чтобы увидеть. – Ага. Одна девушка-индианка бросилась с этого утеса из-за какого-то белого – конечно же! – разбившего ей сердце. – На самом деле? – И от этого через озеро прошла трещина. – Где? – Я смотрю, но не вижу. – Вон там. – Слежу за его пальцем, но все равно не вижу. – Да где же? Уэб берет меня за руку, указывает ею на едва заметную трещинку посередине, более темного голубого цвета, которая изгибается до края бесконечности. – Вон там, – шепчет мне на ухо. – О… я… вижу… ничего себе. – Говорят, этот водопад появляется только тогда, когда она плачет, ее дух снова и снова прыгает с утеса в нескончаемой муке. От его голоса у меня покалывает кожу. – Серьезно? – Серьезно. – Откуда ты знаешь? – Мы, американские индейцы, любим ваши легенды! – И он, хохоча, падает спиной на траву. – Идеальное совпадение, – говорю я, зачарованный рябью на воде. – Что? – То, что мы живем у озера в форме разбитого сердца. – Да? Почему? – Потому что здесь все такое – сломанное. Разбитое сердце в сломанном городишке на сломанной земле с тысячами сломанных людей… – Правда… – Боуи говорит, что сегодня сломано все. То, что мы считали истиной, перестало быть ею, и будущее не так отчетливо, как когда-то. Если нам нужны истины, можем придумать их для себя сами… – Глубокая мысль, чувак. Наблюдаем, как небо становится фиолетово-розовым. После долгого молчания он говорит: – Тебе не следует это прятать, знаешь ли. – Что? Уэб смотрит на меня, его волосы, подхваченные ветром, обметают небо, становятся ночью. – Все то, что ты говорил… – Когда? – Только что. И в туалете в то утро, когда мы познакомились. И в классе, когда говорил об этой книге. Мне нравится твой взгляд на вещи, чувак. Тебе не следует прятать это от всех… – Мой взгляд на вещи… что именно? – Не знаю. Ты милый, мне кажется… Сострадательный… – Э-э… Ничего себе. Разве парни говорят друг другу такие вещи? И что это значит – «милый»? Типа «ты нюня и простофиля» или «ты самый потрясный ангел, какого я встречал в жизни»? Вот бы понять! – Ну, так что там насчет любви? – спрашивает он. – Что? – Наше задание. – А, верно. Я ее не люблю. – Не любишь? – Не-а. – Почему? Вдалеке похожие на бумажных куколок рыбаки вытаскивают лодки на берег, а еще дальше на пляже какие-то люди собирают в кучу куски плавника. – Ты знаешь Карла Сагана? – Того, которого ты все время поминаешь? – Он смеется. – Да, знаю такого. – Хорошо. Я читаю его новую книгу, и он пишет, что планета Венера – как большая сернистая звезда. Температуры кипения, реки вулканической лавы, ядовитые газы, все такое. По сути, Венера – это ад. И, по сути, именно такой мне представляется любовь. Любовь – это ад. Словно по сигналу, куча дров вдалеке начинает сыпать искрами. – Ого, – удивляется он. – Серьезно? – Да. – Это совершенно не так, чувак. – Так! Так все и есть. Поверь. Твоя очередь. – Моя очередь? – Да. Откуда ты приехал? – Ах, теперь мы в эту игру играем? – Угу… – Из Южной Дакоты. Резервация Пайн-Ридж. Я из народа оглала-лакота. Там мой настоящий дом. Бывал в тех местах? Я мотаю головой: – Нет, но Старла мне кое-что рассказывала… А что значит слово «лакота»? Он снова сверкает этой кривоватой улыбкой с ямочками. – Ты чего? – Никто прежде меня об этом не спрашивал. – О… – Я пожимаю плечами. – Расскажешь? – Оно означает «друзья и союзники». – Круто. Значение точь-в-точь как надо… – Есть семь ветвей народа лакота – типа как подплемена одного племени – и я из оглала. – А это слово что значит? – Хочешь узнать побольше? Киваю. Сумерки расплескиваются об него, отчего кожа сияет. Настоящий звездный парень, как у Карла Сагана, клянусь. – Ну… это значит «сами себя разгоняющие», и… Ну, ты же знаешь все эти старые картинки в учебниках истории, где индейцы в головных уборах из перьев скачут на конях и сражаются с кавалерией, или охотятся на буйволов на равнинах, или что там еще, да? Так обычно изображают народ лакота в былые времена… Только, приятель, не проси меня демонстрировать всякие там боевые кличи, индейские магические фокусы и тому подобное… – Понял. – Мы – сильный народ, – продолжает он, сидя лицом к последним искрам заката. – И стали еще сильнее после того, как прожили долгие годы под гнетом белых, мы ценим семью превыше всего… – Уэб внезапно умолкает. Я жду продолжения, но он молчит. – Значит, ты теперь живешь здесь… с семьей? – Пока – да. Но не со всей семьей. Родственников у меня – ого-го. Сейчас только с дедушкой и дядей. Один человек позволил нам пожить в его доме, пока мы здесь… |