Онлайн книга «Зигги Стардаст и я»
|
Зигги Стардаст 49 11 июля 1973 года, среда Прошла неделя. Наверное. Передо мной то и дело мелькает его лицо. Разбитое. Не то, которое я на самом деле хочу видеть. Оно появляется даже тогда, когда глаза закрыты. То есть в последнее время почти всегда. Не знаю, жив ли он. Не могу спросить. Не могу выходить из дома. Не могу. Я и сам едва выжил. Вторжение Атакующей Астмы едва не одержало победу. Я мало что помню. Вся прошлая неделя как во сне. Шесть дней назад: Мои глаза открываются. Я в постели. Все вокруг белое. Поначалу кажется, что я в своей спальне. А потом, что умер. А потом задаюсь вопросом, способны ли думать мертвецы. Приподнимаю голову, но едва-едва, потому что ощущение, словно кто-то разбил ее о бетон. И роняю обратно. Входит какая-то женщина во всем белом. Помада на ее лице кажется слишком красной. Странно. – Ну, привет-привет, – говорит она и бодро подмигивает. Если бы мог поднять руку, врезал бы ей. – Я умер? – приходится задать этот вопрос целых три, блин, раза, прежде чем прорезывается голос. Она смеется и говорит: – О нет, миленький! Ты очень даже жив. Однако здорово нас напугал. Не понимаю, что смешного. Весьма логичный вопрос, учитывая все белое, и я не знаю… Во всяком случае, наверное, я надеялся на другой ответ. – Жизненные показатели прекрасные. – Слышу тем временем. – Давление в норме, дыхание стабилизировалось, снимки чистые. Сперва думаю, что она разговаривает со мной, но потом вижу, что за ней стоит кто-то еще, стоит и пишет на планшете. Мне кажется, это Уэб: длинные черные волосы. Пытаюсь вскочить, но не могу шевельнуться. – Привет, Джонатан. Ты выздоровеешь, все будет хорошо. Доктор Эвелин. На ней белый вязанный крючком свитер, и она напоминает кружевную салфетку. Потом вижу папу, ссутулившегося в кресле в углу, тяжело дышащего. Комок серой бесформенной глины. Единственный во всем этом Сладком Королевстве, у кого на лице нет радости. Три дня назад: Глаза открываются. Хочу пить. Нет, не просто хочу. Изнемогаю от жажды. Наверное, заблудился в пустыне. На всю жизнь. Я один в палате. А, нет, не один. Кто-то стоит. Когда подходит ближе, у меня останавливается сердце. Хэл. Его лицо: искалеченный шедевр Пикассо, покрытый неровными синяками и с повязкой на левом глазу. Тот уродливый шрам на щеке изгибается в улыбке. Сердечный монитор заходится паникой. – Вижу, я тебя по-прежнему волную, – шепчет он. Пытаюсь закричать, но голоса как не было, так и нет. Разве здесь не должно быть какой-нибудь кнопки, которой вызывают медсестру, или… – Эту штучку ищешь? – Оказывается, он держит ее в руках. – Не беспокойся, я ненадолго. Просто хотел поздороваться и сказать, что тебя на озере ужасно не хватало. И еще… – Наклоняется ближе, так что его язык цепляет мое ухо. – Видишь, что случается, когда ты меня подводишь? – Отстраняется. – Кажется, его последними словами были: «Не надо, пожалуйста, не надо!» Ц-ц-ц! Ай-яй-яй! Никуда не годное последнее слово! Я бросаюсь вперед, но он отпрыгивает. «Это неправда, тебе это с рук не сойдет!» – хочется крикнуть. Но не могу. Сердечный монитор принимается неистово пищать. Вбегает медсестра, за ней другая. Хэл вскидывает руки. – Не знаю я, что случилось! Он попытался обнять меня, и… – Все в порядке, мы уже поняли, – говорит сестра. – Возможно, вам стоит ненадолго выйти из палаты, сэр. – Не-не-не, я ухожу. – Он останавливается у двери, подмигивает. Я бьюсь и рвусь; медсестры вдвоем прижимают меня к койке; игла входит в вену. Вчера: Бормотание переходит в тихий разговор. Открываю глаза и вижу у изножья кровати доктора Эвелин и папу. У нее на голове повязан платок, волосы убраны назад, лицо раскраснелось от солнца, а кожа напоминает кучку пепла в пепельнице. Он сутулится, тяжело, со свистом дышит. Никто не заметил, что я проснулся, поэтому закрываю глаза и подслушиваю. ДОКТОР ЭВЕЛИН Он не выдержит еще одного раунда процедур, мистер Коллинз! Его организму слишком досталось. Вы это понимаете? ПАПА Да, но что еще можно сделать? Я все испробовал. ДОКТОР ЭВЕЛИН Ему в первую очередь нужно побыть дома с вами. Заново адаптироваться и вернуться к нормальному распорядку. После этого сможем обсудить варианты. ПАПА Я просто хочу помочь. Хочу, чтобы он был счастлив. (Пускает слезу. Не могу понять, взаправду или играет. Фальшью отдает.) ДОКТОР ЭВЕЛИН Понимаю. Как и я. (Наверное, сейчас она гладит его по спине.) Он сильный мальчик. Один из самых сильных, кого я знаю. Я была неправа, мистер Коллинз, когда… ПАПА Неправы? (Неправа? Приоткрываю глаза. Так и знал, что он притворяется: глаза сухие, ни слезинки.) ДОКТОР ЭВЕЛИН Насчет моей оценки… извините, я не собиралась сейчас об этом говорить… Здоровье Джонатана в приоритете, но… есть другие… варианты, которые следует изучить, другие… виды лечения. Может быть. Я уже некоторое время собираю информацию на эту тему, и мне нужно еще поговорить с коллегами, но… Прошу прощения. Я не хочу недомолвок, вначале обсужу это с Джонатаном, когда он отсюда выйдет, хорошо? Выясним, чего он хочет, прежде чем двигаться дальше. Но он будет. Двигаться дальше. Ладно? (Вот у нее по щекам текут настоящие слезы.) Отец снова пытается заплакать. Лживый лицемерный притворщик. Зажмуриваюсь, чтобы заставить звуки исчезнуть, чтобы заставить исчезнуть себя. Вернуться в сон. Что она имела в виду под словом «неправа»? Одно знаю наверняка: я больше никогда не соглашусь на эти процедуры, так что можете забыть об этом, доктор Зло-Эвелин. Я превращу собственное проклятое «я» в… нет, я убегу, чтобы найти Уэба. Да. Мы поедем на трейлере в закат, сквозь звезды, начнем вместе новую жизнь на Луне… да… ДОКТОР ЭВЕЛИН Он совершенно необыкновенный мальчик, мистер Коллинз. На Луне… Да… Этим утром: едем домой. На переднем сиденье «Кадиллака» обнаруживается прореха в ткани, которой я прежде не замечал. Возле ремня безопасности. Интересно, откуда и когда она появилась. Может, когда отец был вусмерть пьян вечером, перед тем как мы отправились на озеро… Он молчит. Я молчу. Мир молчит. Так даже лучше. Думаю: может, вообще никогда больше не разговаривать с людьми. Они пользуются словами, чтобы как можно сильнее ненавидеть друг друга. И я не желаю быть одним из них. Просто хочу разговаривать с самим собой – как, собственно, и делал все эти годы. Так безопаснее… |