Книга Сохраняя веру, страница 112 – Джоди Пиколт

– Как вы думаете, какова будет реакция миз Уайт, если ее обвинят в причинении вреда собственному ребенку?

– Она будет все категорически отрицать. Такое ужасное обвинение очень огорчит и рассердит ее. Она скажет, что любит дочь и желает ей только здоровья.

Остановившись возле стола ответчицы, Мец спрашивает:

– Доктор Берч, Вера, как вы знаете, в больнице. Если на протяжении какого-то времени мать не будут к ней подпускать, что, на ваш взгляд, произойдет?

Психиатр вздыхает:

– Я не удивлюсь, если девочка внезапно выздоровеет.

Вечер 3 декабря 1999 года

Мы с Джоан сидим вдвоем в опустевшем зале суда.

– Что будете делать? – спрашивает она.

– В больницу не поеду, если вы об этом.

– Я не об этом. Я хотела узнать… есть ли у вас другие планы.

– Пожалуй, вернусь домой, приму горячую ванну, а потом суну голову в духовку.

– Не смешно. – Джоан дотрагивается до моей руки. – Хотите, позвоню доктору Йохансену? Уверена: учитывая обстоятельства, он найдет для вас время. Поговорите с ним…

– Спасибо, не нужно.

– Тогда пойдемте куда-нибудь, выпьем…

– Джоан, я ценю вашу заботу. Но сегодня мне компания не нужна.

– Понятно. Значит, я поеду в больницу, узнаю про Веру, расскажу вашей маме про запретительное постановление и попрошу ее позвонить вам домой.

– Спасибо, Джоан. Вы идите, а я еще немножко посижу.

Она уходит. Слушая затихающее цоканье ее каблуков по коридору, я опускаю голову на руки и закрываю глаза. Напрягаю все внутренние силы, представляя себе Веру. Может, она почувствует, что я мысленно с ней.

Когда в зал входит служитель с машиной для полировки пола, я встаю. К моему удивлению, в коридорах и вестибюле еще довольно много суетящихся людей. Оказывается, если наше разбирательство на сегодня закончилось, это не значит, что закончились и все остальные. Вот какая-то женщина плачет, прислонившись к стене, а пожилой мужчина обнимает ее за плечи. Трое малышей бродят между рядами пластиковых стульев. Подросток стоит ссутулившись, как знак вопроса, у телефона-автомата и что-то яростно шепчет в трубку. Видеть Иэна я не хочу и все-таки разочарована тем, что он не ждет меня в холле.

Пошел снег – первый за эту зиму. Крупные снежинки падают на асфальт и тут же тают, как сон. Засмотревшись на них, я почти до последнего не замечаю, что Иэн стоит возле моей машины.

– Нам нужно поговорить.

– Нет, не нужно.

Он хватает меня за руку:

– Ты не хочешь со мной разговаривать?

– А ты, Иэн? Ты действительно хочешь, чтобы я разговаривала с тобой? Ждешь благодарности за свой звонок этому идиоту из «Бостон глоб»? Может, мне сказать тебе спасибо за то, что по твоей наводке он раскопал историю про Гринхейвен, а Малкольм Мец, вдохновившись этим, приписал мне какое-то психическое расстройство? Будто я калечу собственного ребенка?

– Мец и без меня замутил бы все это…

– Не смей оправдываться! – Я сажусь в машину и пытаюсь закрыть дверь, но Иэн ее удерживает.

– По-моему, я в тебя влюблен, – произносит он.

– С чего бы это? С того, что мне посчастливилось родить чудо-ребенка, который поднимет рейтинг твоего шоу?

– А что я должен был сказать? Когда я позвонил Макманусу, я тебя еще не знал. Потом не хотел тебе говорить, чтобы ты меня не возненавидела. А про Веру… Господи, ну я же вынужден был отделаться общими фразами! Или, по-твоему, я должен был на весь мир провозгласить, что считаю твою дочь настоящей целительницей?

– По-моему, Иэн, когда ты там стоял, ты о Вере вообще не думал. Ты ни о чем не думал, кроме своей репутации в шоу-бизнесе.

У него напрягаются челюсти.

– Может быть, я и думал о своей репутации, но о Вере думал тоже. И о тебе. Что мне сделать, чтобы тебя убедить? Могу отдать деньги, которые получил от Меца, Вере на колледж. Или какой-нибудь церкви. Могу выйти на публику и сделать какое угодно заявление. Я совершил ошибку и сожалею об этом. Почему ты не хочешь просто поверить мне?

Потому, думаю я. Моя дочь просто верила, и посмотри, что с ней случилось. Сделав сильный рывок, я все-таки захлопываю дверь.

– Мэрайя! – умоляюще произносит Иэн хриплым голосом. – Разреши мне поехать с тобой.

– Нельзя всегда получать что хочешь, – говорю я. – Даже тебе нельзя.

Я расскажу вам, что человек чувствует, когда готов умереть.

Много спишь, а когда просыпаешься, тебе хочется поскорее снова заснуть.

Целыми днями не ешь, поскольку пища продлевает существование.

По сто раз подряд перечитываешь одну и ту же страницу.

Перематываешь свою жизнь, как видеокассету, видишь эпизоды, от которых хочется плакать, эпизоды, на которых хочется остановиться, и эпизоды, которые хочется скорее прокрутить, но желания просто смотреть этот фильм дальше не возникает.

Забываешь причесаться, принять душ и одеться.

Наконец однажды ты чувствуешь, что у тебя остались силы только для одного решения, последнего, и ты его принимаешь, после чего тебе сразу становится легко. Начинаешь считать время, как не считала уже несколько месяцев. У тебя вдруг появляется секрет, при мысли о котором ты улыбаешься, и люди говорят, что ты прекрасно выглядишь, хотя на самом деле ты чувствуешь себя ракушкой, готовой разбиться на множество кусочков.

Я помню, как собиралась умирать. Брала в руки бритву и надеялась, что сумею сделать аккуратный глубокий разрез. Пыталась подсчитать, сколько минут пройдет, прежде чем я услышу голоса ангелов. Мне хотелось только одного: избавиться от себя, от этого тела и от будущего, в котором нет ничего, кроме боли.

В общем, я это проходила. Как никому другому, мне знакомо желание сдаться, когда не можешь больше терпеть. Однако, сама не зная почему, я отчаянно борюсь. Хватаюсь за соломинку, чтобы у Веры получилось то, в чем я когда-то потерпела поражение.

– Температура сто шесть. Долго это продолжаться не может.

Подтверждая слова доктора, Верины ручки и ножки вытягиваются, а потом она начинает метаться из стороны в сторону.

– Опять приступ! – кричит доктор.

Медсестра осторожно оттаскивает Милли от постели девочки:

– Мэм, пропустите меня, пожалуйста.

Врач берет Веру за одно запястье, сестра – за другое. Детское тельце выгибается и дергается в неровном ритме ярмарочного аттракциона.

– Снова кровь пошла, – бормочет медсестра.

– Надавите и приподнимите, – командует доктор.

По нажатию кнопки кровать приподнимается, две сестры давят на Верины ладони. Шум их возни внезапно пронзают высокие гудки, заставляющие Милли резко повернуть голову к монитору над кроватью внучки.