Книга Хроники Империи Ужаса. Крепость во тьме, страница 218 – Глен Кук

– Неужели ничего нельзя сделать? – спросила Нариман. – Как давно это продолжается? Сколько женщин пережили подобное?

– Так продолжается всегда, – сказал аль-Джахез. – Так продолжалось во время империи и до того, как она возникла. И завтра это тоже продолжится.

– Почему это нельзя прекратить?

– Потому что никому это не под силу. Один император пытался. Он послал в Джебал армию, но никто не вернулся.

Она не знала, что делать. Она понимала, что все попытки воевать с повелителями тщетны. Нет, это касалось только ее и одного шагуна. Повелители были всего лишь тенями за горизонтом, слишком призрачными, чтобы на что-то влиять.

– Этот человек забрал моего сына. Я не признаю его притязаний. Он силой заставил меня лечь под него.

– Нариман? – в замешательстве проговорил Моуфик.

– Я хочу вернуть сына.

– Мы ничего не можем с этим поделать, – сказал аль-Джахез. – Шагун – это шагун, а мы – это мы.

– Нет.

– Нариман? – снова озадаченно переспросил Моуфик.

– Я думала об этом весь день, отец. Я пойду искать Мисра.

– Но ты же сама еще ребенок, – сказал аль-Джахез. – И к тому же женщина.

– За последние несколько лет я повзрослела. Я маленькая, но я не ребенок. Что же касается того, что я женщина, – считайте как хотите. Я не передумаю.

– Нариман!

– Отец, может, хватит? Ты защищал меня, когда я умоляла этого не делать. Ты окружил меня любовью, которой я не заслуживаю. Помоги мне. Дай мне то, что поможет вернуть Мисра. Научи меня тому, что я должна знать.

Аль-Джахез покачал головой:

– Моуфик, ты был прав. Она замечательная женщина.

– Лисичка… На это потребуется слишком много времени. И я не богат. Я не могу купить оружие, лошадей и…

– У нас есть лошадь. У нас есть меч. Ты был солдатом. Я могу выжить в дикой местности. Я из племени аль-мубурак.

Моуфик вздохнул:

– Меч слишком тяжел для тебя, девочка.

Нариман посмотрела на аль-Джахеза. Капитан пытался спрятаться среди подушек.

– Лисичка, я не хочу потерять и тебя. Я этого не вынесу. – Голос Моуфика сорвался.

Нариман заметила выступившие на его глазах слезы.

Он не хотел ее отпускать. Сердце подсказывало, что больше он ее не увидит.

Черный всадник похитил у него дочь точно так же, как украл у нее Мисра. Она крепко обняла Моуфика:

– Отец, я должна это сделать. Разве ты не пошел бы за мной?

– Да. Да. Пошел бы. Я понимаю.

– Это неразумно, – сказал аль-Джахез. – Не говоря уже о том, что противостоять шагуну и Джебалу невозможно, что станет с молодой женщиной, путешествующей в одиночку? Любой честный мужчина сочтет ее подходящим развлечением, а уж тем более работорговец или бандит. Ученик установил свои законы, девочка, но большей частью страны, как всегда, правит зло.

– Эти проблемы стоит решать по мере их возникновения.

Капитан был прав, и она не могла этого отрицать. Женщины не имели ни законного статуса, ни защиты. Когда шагун овладел ею, он оскорбил отца, а не ее. Незамужняя женщина не считалась человеком.

Но это не пошатнуло ее решимости. Пусть будут прокляты все проблемы и любой, кто станет на ее пути.

X

Нариман всегда добивалась желаемого. Моуфик в конце концов сдался, и аль-Джахез неохотно разрешил ее обучать.

Нариман училась столь прилежно, что со временем завоевала уважение солдат аль-Джахеза. Она приходила рано и уходила поздно, трудясь усерднее любого парня.

Она выносила любые страдания, не обращая внимания на ушибы и царапины. Инструкторы называли ее Лисицей и пятились, когда в ее глазах вспыхивал смертельный огонь.

Однажды она заставила Моуфика отвести ее к капитану и сказала аль-Джахезу:

– Я готова. Завтра ухожу.

Аль-Джахез обратился к ее отцу:

– Ты разрешаешь, Моуфик? Вооруженная женщина – это противоестественно.

Моуфик пожал плечами.

– Не пытайся меня удержать, – сказала Нариман. – Отец занимается этим уже несколько недель. Я все равно уйду, несмотря на разрешения или запреты.

– Моуфик, запрети ей это безумие.

– Капитан, ты же ее слышал. Мне что, посадить ее за решетку?

Аль-Джахез посмотрел на нее так, словно собрался запереть в клетку ради ее же безопасности.

– Тогда выдай ее за меня замуж, Моуфик.

Нариман лишилась дара речи. Аль-Джахез хотел прав законного супруга, чтобы иметь возможность запретить ей, призвать на помощь закон, если она решит настаивать. А если она взбунтуется, ее станут преследовать, словно сбежавшую рабыню.

Ее охватил неподдельный ужас. Она уставилась на отца, видя искушение в его взгляде.

– Капитан, душа и сердце требуют от меня согласиться. Но я не могу. Другой голос, более сильный, убеждает меня отпустить ее. Как бы ни было больно.

Аль-Джахез вздохнул, признавая поражение:

– Как пожелаешь. Не навлеки позор или горе на своего отца, девочка. – Он посмотрел ей в глаза. – Горе или позор собственными поступками. В том, что сделал с тобой шагун, нет твоей вины. Они словно буря в пустыне. Пока не пройдут мимо, перед ними можно лишь склонить голову. Иди. Священники благословят твой путь.

Те уже ждали, в прекрасных церемониальных одеждах. Глаза аль-Джахеза блеснули.

– Видишь? Даже старый капитан начинает тебя понимать.

– Возможно. – Нариман задумалась, не слишком ли она предсказуема.

Церемония была важна не столько для нее, сколько для Моуфика и аль-Джахеза. Она выдержала ее лишь ради них. Сама она могла вполне обойтись и Каркуром.

– Что ж, – сказал аль-Джахез. – Еще одно, и я тебя больше не стану задерживать. Гамель, шкатулку.

Священник принес шкатулку из сандалового дерева. Аль-Джахез открыл ее. Внутри, на белом шелке, лежал кулон – маленький бледно-зеленый камень, похожий на многие из тех, что она видела на земле.

– Пожалуй, это достаточный дар, чтобы отплатить тебе, Моуфик, – сказал аль-Джахез и обратился к Нариман: – Девочка, Ученик учит, что даже уступка колдовству есть грех, но приходится быть практичным. У самого Ученика есть советники-шагуны. Этот камень – амулет. Он предупредит тебя, если ты окажешься рядом с тем, кто обладает Силой. На расстоянии в милю он станет холоднее, а когда окажешься совсем близко, засветится зеленым. Это лучшее оружие, которое я могу тебе дать.

Нариман пыталась унять дрожь, но не смогла. Расплакавшись, она обняла капитана. Застигнутый врасплох, он резко отпрянул, но выражение его лица сказало ей все.