Книга Дурная кровь, страница 99 – Роберт Гэлбрейт

– Она самая. Ее дочь написала мне по мейлу, что готова переговорить, но о времени мы пока не условились. Еще я позвонил Дженис, – продолжал Страйк, – главным образом потому, что видеть не могу эту Айрин… хотел проверить, не сможет ли Дженис вспомнить настоящую фамилию так называемого Эпплторпа, но встретиться с ней не удалось: она уехала на полтора месяца в Дубай, к сыну. Слово в слово повторяю тебе запись с ее автоответчика: «Здравствуйте, я уехала на полтора месяца в Дубай, к Кевину». Надо бы черкануть ей: мол, не слишком дальновидно сообщать всем звонящим, что твой дом стоит без присмотра.

– Но Айрин ты все равно звонить не стал? – спросила Робин.

Теперь Элинор разглядывала баночки с детским питанием.

– Пока нет, – ответил Страйк. – Но я…

В этот миг на второй линии раздался сигнал входящего звонка: кто-то пытался до него дозвониться.

– Робин, может, это как раз он. Позже созвонимся.

Страйк переключился на другой звонок:

– Корморан Страйк.

– Да, здравствуйте, – сказал Грегори Тэлбот. – Это Грег Тэлбот. Вы просили перезвонить.

Грегори явно нервничал, но Страйк отнесся к этому с пониманием. Тот, очевидно, решил, что, передав детективу бобину со старой пленкой, разом отделался от всех проблем.

– Да, Грегори, спасибо, что перезвонили. У меня возникло еще несколько вопросов, если вы не против.

– Слушаю.

– Я пролистал записи вашего отца и хотел спросить: возможно, он знал или хотя бы упоминал некоего Никколо Риччи? По прозвищу Мутный?

– Мутный Риччи? – переспросил Грегори. – Нет, отец не был с ним знаком лично, но упоминать – да, упоминал, это я помню. Большой авторитет в мире интимных услуг в Сохо, если я ничего не путаю.

Судя по интонации, разговор о гангстере вызывал у Грегори приятное волнение. Страйк не раз сталкивался с подобной реакцией, причем не только среди восхищенной публики. Ни полицейские, ни юристы не застрахованы от трепета при соприкосновении с миром криминала, где сосредоточены деньги и власть, сопоставимые с государственными. Страйк знавал офицеров высшего звена, с придыханием отзывавшихся об организованной преступности, которой они призваны были противодействовать, а также судебных адвокатов, охотно соглашавшихся выпить с крутым клиентом, но отнюдь не для того, чтобы потом забавлять байками своих гостей. Для Грегори Тэлбота, как предполагал Страйк, имя Мутного Риччи прочно ассоциировалось с беззаботным детством: эта романтизированная фигура напоминала об утраченной эпохе, когда его отец был здравомыслящим полицейским и добрым семьянином.

– Да, это он, – отозвался Страйк. – И похоже, этот Мутный Риччи захаживал в амбулаторию к Марго Бамборо, а ваш отец, судя по всему, был в курсе.

– Серьезно?

– Вполне, – подтвердил Страйк, – поэтому довольно странно, что в официальных протоколах эта информация не зафиксирована ни разу.

– Как вы не понимаете: отец был нездоров, – с вызовом сказал Грегори. – Вы же видели его записи. В половине случаев он сам не понимал, что там фиксировал.

– Разумеется, я это учитываю, – отозвался Страйк. – Ну а после выздоровления как он расценивал улики, собранные им в ходе следствия?

– В каком смысле?

Настороженность Грегори выдавала его опасения, что Страйк направит разговор в какое-нибудь нежелательное русло.

– Возможно, он счел, что улики яйца выеденного не стоят, или же…

– Он отсеивал подозреваемых на основании их знаков зодиака, – негромко сказал Грегори. – А в гостевой спальне ему мерещился демон. Как, по-вашему, отец мог это расценивать? Да он готов был сквозь землю провалиться. Никакой вины за ним не было, но он потом всю жизнь мучился. Хотел вернуться и все исправить, да только к расследованию его не допустили, а потом и вовсе уволили. Дело Бамборо его не отпускало, а главное – омрачало воспоминания о службе. Там ведь все его приятели остались, но он их больше видеть не желал.

– Значит, после того, как с ним обошлись, он затаил обиду, верно?

– Я бы так не сказал… То есть, с моей точки зрения, у него были все основания думать, что с ним поступили несправедливо, – отвечал Грегори.

– Когда-нибудь впоследствии ваш отец возвращался к своим записям, дабы убедиться, что перенес все необходимые сведения в официальные документы?

– Понятия не имею. – В Грегори просыпалось раздражение. – По-моему, он так считал: раз они, дескать, от меня избавились, раз я для них такая обуза, то пусть Лоусон сам разбирается с этим делом.

– Какие отношения были у вашего отца с Лоусоном?

– Послушайте, что все это значит? – Не дожидаясь ответа Страйка, Грегори продолжил: – Лоусон ясно дал понять моему отцу, что его время ушло. На пушечный выстрел не подпускал его к материалам дела. И приложил все усилия, чтобы полностью дискредитировать моего отца, причем не только из-за болезни. Дискредитировать и как человека, и как офицера, каким он был до болезни. Лоусон запретил своим подчиненным, задействованным в расследовании, общаться с моим отцом, даже в нерабочее время. Иными словами, если в протоколах и отсутствует какая-либо информация, то спрос должен быть не с моего отца, а с Лоусона. Не исключено, что папа предпринимал какие-то попытки, но получил отказ.

– Хорошо его понимаю, – заверил Страйк. – Он оказался в крайне сложном положении.

– Вот именно. – Слова детектива, как и было задумано, несколько успокоили Грегори.

– Вернемся к Мутному Риччи, – предложил Страйк. – Вы полагаете, что ваш отец никогда с ним лично не пересекался?

– Полагаю, что нет, – ответил Грегори, – в отличие от своего близкого друга. Его фамилия Браунинг; он служил в отделе по борьбе с проституцией. Однажды они устроили облаву в каком-то из клубов Мутного. Я это помню по папиным рассказам.

– А где сейчас Браунинг? С ним можно поговорить?

– Он скончался, – сказал Грегори. – А на какой предмет…

– Я хотел узнать, откуда взялась пленка, которую вы мне передали, Грегори.

– Понятия не имею, – ответил Грегори. – По словам мамы, однажды отец просто принес ее домой.

– Не помните, когда это было? – Страйк надеялся, что ему не придется подбирать слова для вопроса о вменяемости Билла Тэлбота в ту пору.

– Кажется, это было во время его работы над делом Бамборо. А что?

Страйк собрался с духом:

– К сожалению, нам пришлось передать пленку в полицию.

В то утро, когда Страйк отбывал в Корнуолл, Хатчинс предложил взять это на себя. Отставной полицейский, сохранивший прочные связи в управлении, он точно знал, кому отдать пленку, чтобы она попала в нужные руки. При этом Страйк попросил Хатчинса не заговаривать об этой пленке с Робин и уж тем более не рассказывать, куда он ее переправил. На тот момент Робин ничего не знала о содержании записи.