Онлайн книга «Большая стрелка»
|
И сейчас настало время бить Боксера и его команду со всех стволов. * * * Дважды Влад использовал этот подвал в качестве «гауптвахты». Первый раз, когда чеченцы похитили двенадцатилетнего сына одного коммерсанта и в привычной манере прислали отцу ухо, требуя двести тысяч долларов. Действовала банда очень четко – звонили бизнесмену только с телефонов-автоматов, разговор тянулся не больше двух минут. Но однажды они прокололись, и группа «наружки» засекла переговорщика. Тот повесил трубку, вышел из телефонной будки, сел в иномарку, и она дернула со скоростью – водитель проверял, нет ли «хвоста». Но обложили его крепко. – Ничего не знаю, – заявил гордый горец, когда его вытряхнули из белого «Сеата» и спросили, где они держат ребенка. Оперативники прошлись ему башмаками по бокам. Но он молчал. Это была ваххабитская нечисть, просто так таких не возьмешь. Болевой порог у фанатиков, это знает любой врач, резко повышен, они просто не ощущают порой боли, а принять смерть от неверного – это с гарантией попасть в рай. Тогда Влад с напарником, старшим опером Глебом Ваниным, и отвез его в этот просторный подвал домика на территории заброшенной войсковой части в Подмосковье. – Бить будешь? Бей! Ничего не скажу, шакал русский! – крикнул горец, безумными глазами глядя на Влада. – Не буду. – Влад снял ремень. – Я тебя просто повешу. – Он захлестнул ремень вокруг жилистой шеи. Глаза у бандита выкатились. Он захрипел и потерял сознание. Потом пришел в себя и на этот раз смотрел на оперов со страхом. – Ну что, снова? – спросил Влад. После повторной экзекуции бандит, тяжело дыша, произнес: – Ладно. Все скажу. Все, шакал! По Чечне Влад отлично знал, что для фанатика-мусульманина самая страшная смерть – от удушения. Так не умирают воины. Душа умершего от удушения обречена на адские муки. Второй раз подвал использовали, когда выбивали данные о складе взрывчатки, припрятанной под Москвой пособниками террористов. Там тоже попался упертый парень, говорить не хотел, но в подвале образумился очень быстро. И вот теперь третий раз. Сейчас привезли сюда «замшевого». – Первый вопрос – самый простой. На кого работаешь, родной? – спросил Гурьянов, присаживаясь рядом с пленником на колено. «Замшевый» сквозь зубы выругался и прикрыл глаза. Он был крепкий: качок, с лицом, похожим на морду хорька, – хищным и злым. – То, что ты скажешь все, тут смешно даже сомневаться, – сказал Гурьянов. – Другой вопрос, как дорого тебе это станет. – Да вы два покойника, – бросил пленный. – Потешься пока… Слушайте мое предложение. Вы меня выпускаете, отдаете девку, и мы расходимся. – Зачем тебе девка? – Пригодится. – «Замшевый» в наглой ухмылке обнажил зубы – шикарные, белые, металлокерамические. – Соглашайтесь. Козырное предложение. Больше такое не предложат… Еще на бабки можем сторговаться… Влад впечатал ему ботинок в ребра, пленник крякнул. – Не надо, – сказал Гурьянов. Полез в сумку, вытащил аптечку, из нее достал инъектор. – Сейчас тебя подлечим от наглости. И ты все выложишь как на духу, сынок. Сам. С радостью. – Э… – пленный отодвинулся. – Но потом будешь пускать пузыри и не сможешь вспомнить свое имя… Ничего не попишешь. Жизнь жестока. – Вы чего? Гурьянов сжал его руку и приблизил к ней инъектор. – Э, вы чего? – Бандит дернулся – Ну ладно, ладно… Будет базар… Чего вам надо? – Ты убил бизнесмена? В «Саабе». С семьей. – Не знаю вообще, о чем речь… – Без инъекций не обойтись… Больно будет, но будь мужчиной. – Гурьянов вновь взял «замшевого» за руку, тот тщетно попытался вырвать руку, но ему уже вкатили полную инъекцию. Тактика допроса – это то, чем Гурьянов владел в совершенстве. С любыми подручными средствами – при помощи кулаков, предметов, фармацевтики, которую можно приобрести в любой аптеке, – он мог выбить из человека все. Через час все стало известно. «Замшевый» в самом убийстве не участвовал. Он следил за обстановкой, наблюдая за ней с рацией в двадцатичетырехэтажной башне напротив. Он следил, когда Гурьяновы выйдут из подъезда, чтобы дать по сотовому телефону сигнал. После его звонка подъехал «Иж Комби» с киллерами, которые изрешетили «Сааб». – Им какие-то документы нужны были. Но у этого фирмача их не оказалось. А перед тем девка, Вика эта, вышла из дома с сумкой через плечо. Мы знали, что она его знакомая. Вот и подумали – документы у нее. – Что за документы? – Бухгалтерия какая-то. Я не знаю ничего… – На кого работаешь? – На ахтумских. У их пахана погоняло такое – Художник. Его я не видел. Сам он почти ни с кем не встречается. Хоронится по хатам, и никто не знает где. Но мы на него работаем. – Вся бригада ахтумская хоронится? – Когда столько врагов, чего не хорониться? Влад выключил диктофон. Из «замшевого» вытащили все, что он знал. Из прошлых дел он участвовал с ахтумскими в трех убийствах и одном разборе. Влад кивал, потом обернулся к Гурьянову: – Это самая отмороженная бригада в Москве. Перегрызлись со всей столицей. Все вопросы решают через стрельбу. Блатота от них сама стонет. – Бабки-то хоть хорошие платят? – спросил Гурьянов «замшевого». – Штуку-другую подкидывают. За заказы – отдельно… Явки, склады оружия – ничего «замшевый» не знал. Он был москвичом, в бригаде наемником. А бригада организована была жестко, никто не знал больше того, что положено. Когда «замшевый» был нужен, ему сбрасывали на телефон сообщение, и он появлялся в условленном месте для получения соответствующих инструкций. Главари команды с ним не общались. – Что с ним теперь делать? – спросил Влад, глядя на потерявшего сознание пленника. – Подождем, пока придет в себя, – сказал Гурьянов. «Замшевый» пришел в себя через пару часов. Он стонал. Полковник вкатил ему тонизирующий укол, и пленник быстро ожил. – Пойди покури, Влад. И посмотри машину, – сказал Гурьянов. Влад пожал плечами, но вышел. – Как самочувствие, бандит? – спросил Гурьянов. – Ну вы и суки… Что со мной делать будете? – Земля таких носить не должна, – произнес негромко полковник. И «замшевый» как-то обмяк, обреченно вздохнул. – Может, договоримся? Я все равно вложил корешей. Мне к ним хода теперь нет. А на вас поработаю. Стреляю хорошо. Язык знаю. – Что? – не понял Гурьянов. – Английский, правда… Договоримся… Мне ни в ментовку, ни к своим… |