Онлайн книга «Большая стрелка»
|
– А Муха у вас банкир по-прежнему? – Ну. – И как мне его сыскать, чтобы с глазу на глаз? – А на фига тебе, пенсионеру, Муха? Общак наш решил грабануть? – хмыкнул юрист. – Это тебя не должно волновать. – Влад взял собеседника за отворот пиджака и встряхнул так, что зубы лязгнули. – Влад, ну ты чего? Муха по бабам слаб. Ты не представляешь, каких он шлюх снимает. Это нечто, Влад! – Домой таскает? – Да ты чего! У него жена сто килограммов весит. Она его сразу удавит. Нет, у него хата есть на «Соколе». – Адрес давай. Юрист покопался в записной книжке: – Вот, только телефон этой хаты есть. Влад записал номер в блокнот, который по старой оперской привычке всегда таскал с собой. – Слушай, а чем ты вообще занят сейчас? – спросил юрист. – Тоже работу хочешь предложить? – А что? Киборг бывших ментов любит. У нас знаешь сколько ваших работает? – Знаю, – кивнул Влад. И, не попрощавшись, направился к воротам парка. * * * После войны с Тимохой дела у Художника покатились под крутой откос. Художник думал, что враги хотели его завалить, после чего указать руднянским на их место, а Гринберга поставить перед фактом, что у него новая «крыша». Но планы оказались куда более радикальные. Когда Художника «правили» в коттедже, Гринберг находился в гостях у своей любовницы – двухметровой дылды-манекенщицы из «Городского агентства Высокой моды». Киллер поднялся по пожарной лестнице и из пистолета с глушителем расстрелял обоих. Примерно тогда же в бар «Пароход», где отдыхали руднянские, залетели двое в масках и открыли огонь из короткоствольных автоматов. Положили четверых «быков» и бармена. В квартиру директора рынка, который был под Рудней, бросили гранату. Еще трех руднянских расстреляли в разных местах. Война была спланирована на уничтожение, и маховик ее закрутился только сильнее после смерти Тимохи. За руднянскими теперь охотилась и милиция за бойню в Курянине, и местные, щедро проплаченные московские бандиты. Центральное телевидение отметилось репортажами о беспрецедентной эскалации насилия в Ахтумске. И было решено на время разбежаться. Шайтан укатил к своим товарищам-ветеранам в Тамбовскую область. Художник с Арменом и дядей Лешей отлеживались в деревенской избе. Три дня они там сидели смирно и тихо как мыши – смотрели до полного отупения телевизор. На четвертый день послышался рев моторов, в деревню въехали машины, из них на ходу высыпались бойцы в комбезах и бронежилетах с эмблемами «СОБР», растягиваясь в цепочку и охватывая дом. Дядю Лешу, который отправился в магазин за водкой, уложили на землю. Штурмовать деревенский дом оперативники не стали. Они отлично знали, что там Армен и Художник. На пыльную дорогу из фургона вышел замначальника РУБОПа и гаркнул в громкоговоритель: – Художник, вы выходите с поднятыми руками! И остаетесь живым. – Годится! – крикнул Художник… Потом был Ахтумский СИЗО номер два. Два месяца на нарах – не особо обременительных, недостатка в передачках и деньгах не было. – Мне бы только выйти на волю, – сказал Художник адвокату – бывшему судье по кличке Параграф, который вытащил в свое время Хошу. – Хоть под залог. Хоть под подписку. Много дел на воле. – На воле тяжко, – вздохнул адвокат. – На «Эльбрусе» ревизия. Копаются во всем. Две фирмы, которые под тобой лежали, прикрыли. Кто-то из твоих дал раскладку следователям. Из руднянских взяли одиннадцать человек по разным статьям – от хулиганства до вымогательства. Припомнили и выбивание долгов с фирм, и пару разбоев, да еще кое-что. Годами нажитый авторитет, связи, деньги – все рушилось. В ходе следствия выплыли три заказных убийства, которые совершили руднянские. И тут сказалась разумная организация, когда в команде каждый знал минимум, а главари без особой необходимости лично не контактировали с шестерками. Слава богу, пока менты не добрались до Бровинских болот и до утопленных там жмуриков. Вскоре число руднянских, томящихся в неволе, перевалило за два десятка. Художнику вменяли только хранение оружия, да и то обвинение было под вопросом. Он твердил: «Не мое железо, первый раз вижу». Через два месяца следователь вызвал его в кабинет и предъявил постановление об изменении меры пресечения. – Ваш защитник ходатайствовал о залоге. Залог внесен. Подпишись здесь. Художник расписался. – Ненадолго выходишь, – сказал напоследок следователь. – Тебе еще не одна статья светит, бродяга. – Вы меня с кем-то путаете. Я бизнесмен. Все воровские дела остались в детстве, гражданин следователь… Выйдя из ворот тюрьмы, Художник улыбнулся солнцу, вздохнул полной грудью и в очередной раз понял, что в жизни полно прекрасных мелочей. Встречал его Армен, которого выпустили еще полтора месяца назад и в отношении него дело успели прикрыть. На запасной штаб-квартире в пригороде Ахтумска их ждал давно вернувшийся в город Шайтан. Пришло время считать потери. Потрепали руднянских очень ощутимо. Слишком многих посадили и убили. На их точки пришли другие люди, поскольку природа не терпит пустоты. Четыре дня Художник жил смирно и незаметно. Наверняка его пасли милицейские ищейки, телефоны стояли на прослушке. И масса народа мечтала о его смерти. Бугай – новый положенец, постановил, что его предшественник действовал по беспределу и оставил, Художника в покое. Но оставшиеся в живых пособники Тимохи все еще жаждали крови. Не говоря уж о соратниках Гарика Краснодарского. Решив не испытывать судьбу, Художник однажды ночью, переодевшись, изменив по возможности внешность, исчез со своей квартиры и затаился на съемной хате, откуда и делал дела, которых было невпроворот. Приходилось греть СИЗО передачками, платить адвокатам, защищавшим томившихся на нарах товарищей, – все это стоило немало. Общак таял, как снеговик в апреле, а тут и счета подставных фирм стали арестовывать один за другим. Подоспела еще одна очередная крупная неприятность. Вечером собровцы вышибли дверь квартиры, где находились до того времени остававшиеся вне поля зрения милиции Калач и Бурнус. Кто-то заложил, что они расстреляли заместителя председателя областного фонда спорта. Через три дня через своих людей в милиции Художник узнал, что Калач поплыл и начинает давать признательные показания. Бурнус тоже долго не продержится. А дальше потянется цепочка. Этот вопрос требовалось решить радикально. Всю ночь Художник не спал. В последние недели он и так стал нервным, раздражительным. А тут еще необходимость принимать решение! Под утро он осушил полбутылки водки, но легче не стало. Он провалился в какое-то полузабытье. Когда же очнулся, понял, что тянуть дальше нельзя. |