Онлайн книга «Путь искупления»
|
– Тихо! – Этого просто быть не может! – Ее голова моталась из стороны в сторону. Он поймал ее рукой за лоб. – Тебе нельзя этого делать, – выдавила Элизабет. – Что бы тут ни происходило, чем бы, по-твоему, это ни было, тебе нельзя этого делать! – Вообще-то я должен. Он опять встряхнул холстину и аккуратно расстелил ее поверх ее тела, сложив под подбородком так, чтобы верхний край располагался чуть выше грудей. Поправил у ног и по бокам, долго разглаживал, пока не осталось ни единой морщинки. Все это время разноцветные пятна из окна перебегали по его лицу – свет ее детства; девчонкой она была уверена, что это свет самого Господа. – Папа, прошу тебя… Она была уже на пределе – чувствовала это. Отец. Церковь… – Так много женщин… – Они умерли детьми. Свободными от греха. – В каком это смысле? – Цыц! – А мама Гидеона? Господи… А Эллисон Уилсон? – Элизабет опять поперхнулась, но это было больше похоже на всхлип. – Ты их всех убил? – Да. – Почему? Он стоял сбоку от нее, опершись обеими руками на алтарь. – А это и в самом деле имеет значение? – Да. Господи… Конечно! Папа… – голос ее прервался. Он кивнул, словно понимая ее более глубокую нужду. – Мать Гидеона была первой. Я не планировал так поступать, вообще ничего подобного не планировал. Но я увидел это в ее глазах, прямо здесь: боль, потерю и намеки на дитя подо всем этим. Все началось, как простое утешение. Она была в полном смятении и откровенно поведала обо всем, что ее тревожит, – о своем неудачном браке, насилии, супружеской измене… Это была старая история, и все же пока она мне плакалась, я опять вернулся к ее глазам. Они были такими глубокими и беззащитными, и такого же цвета, что и твои… Когда она склонилась ко мне, я коснулся ее щеки, горла. После этого все и произошло – так, будто я был пассажиром какого-то корабля, который невозможно остановить. Но даже на этой стадии я чувствовал, что нахожусь пред лицом глубочайшей из истин – по мере того, как мы отрешались от владычества времени и суетных вещей. А потом я ее увидел. В самом деле увидел ее. И тогда я понял. – Что? – Невинная чистота. Вот каков путь. – А как же все остальные? – спросила Элизабет. – Рамона Морган? Лорен Лестер? – Да, все они тоже. Невинные дети, под конец. – Даже жена Эдриена? – С ней все было по-другому. Будь это в моих силах, я вернул бы все назад. – Господи, да зачем же? Зачем все это? – Элизабет в отчаянии сжала кулаки. Он склонился над ней – лицо выскоблено до блеска, глаза глубокие и темные. Пригладил ей волосы, и большего омерзения она не чувствовала ни в том подвале, ни возле карьера. Подкатила тошнота. Его глаза, словно ее собственные глаза. Те же самые глаза. Ее отец. – Кэтрин Уолл была ошибкой. Я был зол на ее мужа. Он забрал тебя у меня, так что я забрал его жену и его дом. Признаюсь в этом грехе и стыжусь его. Ее смерть не послужила никакой цели. Дом тоже не следовало поджигать. Оба деяния были рождены слабостью и неприязнью, а это не моя цель. – Да что за цель? – Я уже тебе говорил. – Он опять пригладил ей волосы. – Все дело в любви. – Отпусти Ченнинг! – Элизабет уже почти умоляла. – Если ты вообще меня любишь… – Но я не люблю тебя! Как я могу любить тебя и по-прежнему почитать дитя, которым ты была? – Я не понимаю… – Давай я тебе покажу. Его руки утвердились у нее на шее, и Элизабет почувствовала, как давление растет. Поначалу оно было мягким – ровное усилие, которое стремительно нарастало, когда он пригнулся ближе и мир вокруг начал тускнеть. Словно откуда-то издалека она слышала, как Ченнинг пинает ногами скамью, пытается кричать. Тут на какое-то время весь мир исчез, а когда Элизабет вернулась в него, переход был от мягкого к жесткому: его пальцы у нее на горле, алтарь у нее под головой… Он подождал, пока она не сфокусируется, а потом придушил опять, но даже еще медленней; давление нарастало с плавностью, вызывающее ужас от знания того, что должно наступить: последние секунды света, то, как его глаза ввинчиваются в ее глаза и как его губы слегка растягиваются в каком-то подобии улыбки, заворачиваются внутрь. – Где ты? – его голос был нежным. Ее рот открылся, но она не смогла ответить. Элизабет увидела слезы у него на лице, разноцветный свет, а потом вдруг совсем ничего. Очнулась, заходясь в кашле, чувствуя привкус меди во рту. Третий раз оказался даже еще хуже. Он довел ее до границы черноты и удержал там. – Элизабет! Ну пожалуйста! После десятого раза она потеряла счет. Минуты? Часы? У нее не было ни малейшего представления. Окружающий мир был его лицом, его дыханием и этими горячими твердыми пальцами, которые вновь и вновь придавливали ее вниз. Он ни разу не потерял терпения, и с каждым разом его взгляд проникал все глубже и глубже, словно в любой момент мог коснуться какого-то податливого места, которое она охраняла, как самый большой секрет. Она уже чувствовала его там – словно легкое прикосновение пальца. Когда Элизабет вернулась из этого места, глаза его были полны слез, и он неистово кивал. – Я вижу тебя! – Он прикрыл ей рот, не давая всхлипнуть. – Дитя мое… – Я не твое дитя! – Нет, это так – конечно же, это так! Ты моя любимая девочка! Он прижался губами к ее лицу, целуя щеки, глаза. Радостно всхлипывал, даже когда Элизабет давилась кашлем и чувствовала вкус своих собственных слез. – Нет! – Не будь дурочкой. Это же твой папа! Это же я! – Убери от меня руки и убирайся вон! – Не говори так! – Ты мне не отец! Я даже не знаю тебя! Она закрыла глаза и отвернулась. Больше у нее ничего не было. Это все, что она могла сделать. – Нет! – Его голос поднялся, слезы полились на ее лицо, и он придушил ее сильно, быстро и злобно. – Вернись! – Навалился сильнее. – Элизабет! Прошу тебя! Он сжимал горло Элизабет, пока глаза ее не налились кровью и она не провалилась глубоко во тьму. После этого, даже очнувшись, едва была тут. Чувствовала боль, раздирающую душу, и свет, едва теплящийся под сводами церкви. Все остальное было как в тумане. Его руки. Боль. – Пожалуйста, дай мне ее увидеть! Голова Элизабет завалилась набок; он подхватил и удержал ее. – Почему ты прячешь ее от меня? Ты настолько меня ненавидишь? Элизабет кое-как выдавила шепот: – Ты болен. Дай мне помочь тебе. – Я не болен! |