Онлайн книга «Шок-школа»
|
– Ну как же ее задвинут, если вы не выступите на суде, – возразила Натка. – Моих-то слов будет недостаточно. Да и что я скажу? Кто-то, не могу назвать имя, поведал мне это? – А вы представите документ, – Марина открыла сумку и достала прозрачный файл с бумагой в нем. – Держите. Это, конечно, не оригинал, он у Алены, нам она копии раздала. – Протокол заседания родительского комитета первого класса «А», – прочитала Натка с листа. – Слушали вопросы: об организации дней рождения учащихся, о подготовке к Дню учителя… – Смотрите сразу на второй странице, вопрос шестой – о распределении учащихся по категориям, – подсказала Марина. Натка перевернула бумагу и пробежала глазами сначала короткий текст, потом три разновеликих списка. Заглянула в самый конец, где подписи, снова вернулась к спискам и отметила: – Я смотрю, детки членов родкома – сплошь осетрина первой свежести? – А? – Говорю, своих-то кровиночек комитетчики оценили по высшему разряду! – Так в том и смысл, – не смутилась фрау Вагнер. – А как же вы с девочкой Бондаревой промахнулись? Записали ее в третью категорию, как ребенка машинистки. – У нее мать домохозяйка, отец бывший работник посольства, дипломатишко мелкий, так себе активы, – поморщилась фрау Вагнер. – А бабушку вы, значит, не посчитали, – с удовольствием констатировала Натка. – Или вообще упустили? – А кто там бабушка? – А Вера Николаевна Сурикова, глава фамильного дела – торговый дом, продовольственные базы, экспорт зерна, рыбзаводы, еще что-то… – «Суриковы и партнеры»?! – Марина охнула. – Алена информацию собирала, это ж надо было так опростоволоситься… Говорю же – менять ее надо, нашу жэпэ. Плохой она председатель родительского комитета! Тут фрау Вагнер стряхнула запоздалую грусть, встрепенулась: – Вы только, пожалуйста, не говорите, кто вам дал эту копию! Нас в родкоме восемь человек, у каждого свой экземпляр протокола всех заседаний, если имя не назовете – меня не вычислят. – Очень рада за вас. Что ж, спасибо за информацию. – Натка поднялась, оставив почти нетронутыми чай и пирожок. Марина, напротив, с удовольствием впилась безупречными зубами в свежую сдобу, проглотила кусочек и позвала: – Наталья, еще секундочку! Натка остановилась, обернулась. – Той бабуле на скамейке скажите, пожалуйста, что ей стоит попробовать посадить бархатцы, – сказала Марина. Глаза у нее снова были нормальные, без прищура-прицела. – Они в тени станут ниже, но на цветении это не скажется. Можно будет сделать красивую клумбу совсем недорого. Она мило улыбнулась и подняла чашку. Обескураженная Натка буркнула: – Передам, – и вышла из булочной. За порогом она остановилась, поглядела сквозь витринное стекло. Ухоженная красотка Марина Вагнер с аппетитом уплетала большой, как лапоть, пирожок с малиной, держа его в одной руке, а чашку – в другой. Мизинчики она оттопырила, а глаза полуприкрыла, наслаждаясь. – Бархатцы для бабы Глаши, – пробормотала Натка. – И интриги мадридского двора. И пирог с чаем. У нее было ощущение, что она ничего не понимает в людях. И совершенно точно не смогла бы распределять их по категориям. – А что там у нас? По улице слона ведут? – спросила, сунув голову в приоткрытую дверь, Машка. Рукой с оттопыренным, как у автостопщика, большим пальцем она указывала себе за плечо. Я вяло пожала плечами – судейская мантия полностью поглотила это слабое движение – и вопросительно посмотрела на Диму. – Узнаю, – помощник поднялся из-за стола, и они с Машкой исчезли за дверью. Я немного подождала, потом высунулась в коридор, но никого и ничего там не увидела. Слона если и водили, то не по нашему этажу… А, нет, все-таки по нашему, но только по холлу – мне был виден его маленький кусочек, едва вместивший крупную фигуру Плевакина в парадном костюме, чуточку для него тесноватом: пиджак впереди натянулся, а сзади снизу оттопырился ласточкиным хвостом. Интересно, что за птицу встречает ласточка Анатолий Эммануилович? Шеф, некоторое время стоявший неподвижно, вдруг оживился, исполнил подобие полупоклона, протянул кому-то руку, потряс ее и, взволнованно подергивая ласточкиным хвостом, выкатился за пределы видимой мне части холла. Там оживленно зарокотали голоса, затопали ноги, кажется, несколько раз щелкнул фотоаппарат. Я встревожилась: неужто все-таки пожаловала пресса? Ох, не люблю я процессы, украшенные присутствием журналистской братии, они всегда имеют тенденцию к превращению в балаган. Прошла минута, другая, и в коридоре заскрипели полы, выдавая чье-то стремительное приближение. Дверь распахнулась, пропуская Машку с горящими глазами и загодя открытым для доклада ртом, но подруга ничего не успела мне сказать – ее отодвинул в сторону ворвавшийся следом Анатолий Эммануилович. – Ну, Елена Владимировна! – он погрозил кулаком. – Смотри у меня! Чтоб политес и все такое! Я даже спросить ничего не успела – Плевакин снова выскочил в коридор. Дима, появившийся удивительно вовремя, придержал для шефа дверь и аккуратно закрыл ее за его спиной. – Ты б видала, какой там ферт! – Машка задрала нос и повихлялась, кого-то изображая. Точно не Плевакина – он не такой подвижный. – Ферт? – Треф, – пояснил Дима, сдержанно улыбнувшись Машкиной пантомиме. – Ферт – это Треф? – удивилась подруга. – А я-то думаю, что за модный мужчинка к нам пожаловал – костюмчик итальянский, туфли испанские, часы швейцарские, только физиономия подкачала – нос картошкой выдает родные корни. Лен, это к тебе, что ли? – А к кому же, – я вздохнула и посмотрелась в зеркало на внутренней двери платяного шкафа. В моем случае родные корни выдавало все, особенно официальное облачение российского судьи. – Вы прекрасно выглядите, Елена Владимировна, – сказал отменно воспитанный Дима. – Угу, – тут я кое-что вспомнила и заволновалась: – Там камера щелкала, мне не показалось? Что, все-таки явились журналисты? – Камера щелкала, тебе не показалось, – кивнула Машка. – Но это не журналисты, это секретарша Плевакина запечатлела историческую встречу нашего шефа с Трефом служебным фотоаппаратом. – Фух, – я выдохнула. – Тогда я пошла? Машка молча перекрестила меня. Как будто это меня сейчас будут судить! Я несколько обозлилась и вышла в зал с особенно строгим лицом. |