Книга Если бы мы были злодеями, страница 8 – М. Л. Рио

Мы задержались у озера почти до двух ночи. Затем постепенно, один за другим, начали медленно возвращаться обратно, направляясь к Замку. Я последний стоял на причале. Я не верил в Бога, но просил всякого, кто только мог услышать, чтобы предсказание Ричарда сбылось. Хороший год – и я не хотел ничего больше.

В тот момент уместно вспомнить «Гамлета»:

«Короче, я хочу лишь то сказать тебе,

Что воля в нас всегда подчинена судьбе!

Замыслив что-нибудь, мы дел конца не знаем

И часто терпим то, чего не ожидаем» ^[19].

Восемь утра. Слишком ранний час для Гвендолин.

Мы сидели неровным кругом, поджав ноги, будто индейцы, зевая, сжимая в руках кружки кофе, взятые из столовой, и моргали мутными, опухшими глазами. «Пятая студия» – логово Гвендолин, украшенное разноцветными гобеленами и ароматическими свечами, – располагалась на втором этаже Деллехер-холла. Здесь не было никакой приметной мебели, только щедрая коллекция напольных подушек, которые так и манили вытянуться на них и заснуть.

Гвендолин пришла, как обычно, через четверть часа – «по-модному чуть-чуть припозднившись», как она всегда говорила, – закутанная в шаль с блестками и улыбающаяся неоново-розовыми губами. Она была ярче бледного утреннего солнца за окном, и смотреть на нее было почти больно.

– Доброе утро, дорогие! – пропела она.

Александр буркнул что-то вроде приветствия, но больше никто не ответил. Она остановилась, замерев перед нами, уперев руки в костлявые бедра.

– Какой позор! Это ваш первый день занятий – ваши глаза должны сиять, а ушки стоять торчком.

Мы тупо смотрели на нее, пока она не вскинула руки и не скомандовала:

– Встаем! Приступаем!

Следующие полчаса были посвящены череде утомительных и болезненных асан. Для женщины шестидесяти лет Гвендолин оказалась удивительно гибкой. Когда минутная стрелка медленно приблизилась к девяти, она выпрямилась из позы «Королевского голубя» с восторженным вздохом, который наверняка вогнал в смущение не только меня.

– Вот так-то лучше! – произнесла она.

Александр снова простонал.

– Я уверена, летом вы успели соскучиться по Деллехеру, – продолжила она, – но у нас будет достаточно времени, чтобы наверстать упущенное. И не забывайте о собрании сегодня вечером! Кстати, я хотела бы сразу сообщить вам, что в нынешнем году грядут серьезные изменения.

Впервые мы – за исключением Александра – показали признаки жизни. Мы задвигались, садясь прямее, и по-настоящему прислушались.

– До сих пор вы находились в безопасной зоне, – сказала Гвендолин. – Будет совершенно справедливо предупредить вас, что с этого дня все пойдет иначе.

Я искоса взглянул на хмурящегося Джеймса. Я не мог сказать, драматизировала ли Гвендолин в своей обычной манере или действительно хотела что-то изменить в нашем распорядке.

– Вы давно знаете меня, – продолжала она. – И понимаете, как я работаю. Фредерик будет уговаривать вас, но я стану толкать. Я уже поступала подобным образом, но… – она подняла палец, – никогда не заходила слишком далеко.

Вот с этим я был не вполне согласен. Методы обучения Гвендолин просто безжалостны, и если студенты покидали аудиторию в слезах, это было самое обычное дело. «Актеры подобны жеодам, – говорила она всякий раз, когда кто-нибудь требовал оправдания ее эмоциональной жестокости. – Нужно разбить их, чтобы увидеть, из чего они сделаны».

Она резко наклонилась вперед.

– Это ваш последний год, и я собираюсь толкать вас так сильно, как только смогу. Вы на многое способны, и будь я проклята, если не вытяну кое-что из вас к выпуску.

Я снова нервно переглянулся, на сей раз с Филиппой. Она пожала плечами в ответ: раздраженно и одновременно удивленно.

Гвендолин поправила шаль и пригладила волосы.

– А теперь кто может ответить мне: что является самым большим препятствием на пути к хорошей работе? – Она никогда не говорила «игра», поскольку такое словечко «подрывало целостность ремесла».

– Страх, – выпалила Рен, повторив одну из многочисленных мантр Гвендолин. – На сцене ты должен быть бесстрашен.

– Да. Страх чего, если точно?

– Уязвимости, – ответил Ричард.

Гвендолин указала на него, сидящего на противоположной стороне круга.

– Верно. Когда мы на сцене, то играем персонажа, но лишь на пятьдесят процентов. Остальное – мы сами, однако нам страшно показать людям, каковы мы на самом деле. Когда я работала с Пэтси Роденберг, она учила нас, что мир Шекспира – это мир, в котором «страсти привлекательны». Как часто мы боимся выглядеть нелепыми и не демонстрируем силу наших эмоций? Но ты не можешь хорошо работать, если боишься или прячешься.

Я вспомнил, что читал нечто подобное в учебнике по устной речи за второй год «Право говорить» Роденберг.

Внезапно Гвендолин хлопнула в ладоши, заставив некоторых из нас вздрогнуть.

– Итак! – воскликнула она. – Мы изгоняем страх, начиная с сегодняшнего дня. Мы вытащим наше уродство и поместим его на открытое пространство, где изучим его. Никому не удастся спрятаться. Кто первый?

Несколько мгновений мы сидели в потрясенном молчании, пока Мередит не ответила храбро:

– Я.

– Идеально, – произнесла Гвендолин. – Встань.

Пока Мередит поднималась, остальные принялись отползать дальше, расширяя круг, чтобы дать ей место.

– Не двигайтесь! – приказала Гвендолин. – Сейчас мы останемся здесь, и мы будем близкими, уязвимыми и бесстрашными.

Я с беспокойством смотрел на Мередит. Она склонила голову в одну сторону, затем в другую, перекинула волосы через плечо и легонько встряхнула руками – ее обычный способ сосредоточиться. У каждого из нас имелся свой метод, но мало кто мог сделать это настолько непринужденно.

– Мередит, – сказала Гвендолин, улыбаясь. – Наша морская свинка. Дыши.

В течение минуты мы смотрели, как Мередит дышит – глаза закрыты, рот приоткрыт. Она тихонько покачивалась, словно под дуновением ветерка. Зрелище оказалось странно успокаивающим и даже чувственным.

– Ты готова? – спросила Гвендолин наконец.

Мередит кивнула и открыла глаза.

– Славно. Давай начнем с чего-нибудь простого. Что ты считаешь своей наиболее сильной актерской стороной?

Мередит, обычно такая уверенная, помедлила.

– Твоя самая сильная сторона… – Гвендолин.

– Я полагаю… – Мередит.

– Никаких предположений. Твоя самая сильная сторона? – Гвендолин.