Книга Записная книжка Дэша и Лили, страница 52 – Рэйчел Кон, Дэвид Левитан

– Это похитительница детей? – тихо произнес кто-то.

– Спасительница! – тут же встал на мою защиту Дэш и протянул мне руки.

Не думала, что он примет мой вызов.

– Я ужасно танцую, – шепнула я ему на ухо.

– Я тоже, – шепнул он мне в ответ.

– Танцуйте же уже! – не выдержал бродяга.

Пассажиры в вагоне начали аплодировать, побуждая нас к действию. Группа играла громче и яростней.

Поезд остановился на станции «Четырнадцатая улица Юнион-сквер».

Двери открылись.

Я положила ладони на плечи Дэша. Он обнял меня за талию.

Во время остановки мы станцевали польку.

Двери закрылись.

Мы выпустили друг друга из рук.

* * *

Мы стояли у двери в особое складское помещение на цокольном этаже «Стрэнда».

– Попробуешь угадать, что там? – спросила я Дэша.

– Думаю, я уже догадался. Новая стопка красных записных книжек, которую ты хочешь заполнить цитатами из произведений, скажем, Николаса Спаркса.

– Кого? – Прошу, только не надо разговоров о томных поэтах. Я ничегошеньки о них не знаю.

– Ты не знаешь, кто такой Николас Спаркс?

Я покачала головой.

– Тогда лучше и не узнавай.

Я сняла с крючка у двери ключ от склада.

– Закрой глаза, – попросила Дэша.

Можно было обойтись и без этого. В помещении было холодно, темно и страшновато, но очень приятно пахло книгами. Однако мне хотелось эффекта неожиданности. А еще – незаметно вытряхнуть из лифчика рисовые хлопья.

Дэш прикрыл веки.

Я провернула ключ и распахнула дверь.

– Пока не открывай.

Избавившись от застрявших в лифчике хлопьев с зефиром, я достала из сумочки свечку и зажгла ее.

В холодной затхлой комнате заплясал огонек.

Я взяла Дэша за руку и повела за собой.

По пути сняла очки, чтобы выглядеть, ну не знаю… сексуальнее?

Позади закрылась дверь.

– Можешь открыть глаза, – сказала я и поспешила предупредить: – Это не подарок. Книги нельзя выносить, но их можно навещать.

Дэш послушался.

Он не заметил мой новый облик без очков (или это я сослепу не разглядела его реакцию).

– Не может быть! – закричал Дэш. Даже при столь тусклом освещении ему не было нужды объяснять, что за стопки книг лежат у бетонной стены. Он сразу бросился к ним. – Полное собрание Большого оксфордского словаря! Ничего себе! Боже мой! Ничего себе! – блаженно повторял он, потеряв голову от счастья. Так Гомер Симпсон пускал слюни по пончикам: «Ммм…. пончики».

Счастливого Нового года, Дэш!

* * *

Прошу прощения за очевидное заявление от влюбленной девушки, но Дэш такой… привлекательный. И дело не в фетровой шляпе и не в синей рубашке, оттеняющей его темно-синие глаза, а в общем строении лица: красивом, нежном и юном, с выражением мудрым и добрым.

Мне хотелось казаться спокойной и равнодушной, словно подобное со мной случается постоянно, но не получилось.

– Тебе нравится? Нравится? – спрашивала я, и, наверное, глаза у меня горели, как у ребенка, пробующего самый вкусный в мире кекс.

– Нравится? Да я в экстазе, черт возьми! – Дэш взмахнул шляпой в знак признательности.

Ой. Чертыхания ему не к лицу.

Я пропустила последние слова мимо ушей.

Мы уселись на полу и взяли один из томов.

– Мне нравится этимология слов, – призналась я Дэшу. – Люблю представлять, каким образом возникло то или иное слово.

Из моей сумочки выглядывала записная книжка. Дэш вытащил ее, выбрал какое-то слово на «К» и записал его в нашу книжку.

– Как насчет него? – спросил он.

Дэш записал слово «Кутеж». Я взяла словарь с его коленей и прочитала про это слово:

– Хмм… Кутеж – шумная, разгульная попойка. Существительное. Произошло от глагола «кутить».

Я написала рядом со словом «кутеж»:

«Выплесни эти помои, девица. Это же Новый год! Мы будем кутить!»

Дэш рассмеялся, прочитав мою запись.

– Твоя очередь выбирать слово.

Я открыла другой том и, выбрав слово наугад, записала «надпестичный». И только после этого прочитала, что оно значит: цветок с нижней завязью. Части околоцветника и тычинки прикрепляются при нижней завязи к краю цветоложа над завязью. Такая завязь у яблони, огурца, колокольчика.

Надо же было выбрать такое двусмысленное слово.

Дэш подумает, что я пошлая.

У него зазвонил телефон.

Мне кажется, мы оба вздохнули с облегчением.

– Привет, пап, – ответил Дэш на звонок. На секунду его плечи поникли, тон стал ровным и… терпеливым. Очень странным тоном говорил Дэш с отцом. – О, встречаю Новый год как обычно. Вино и женщины. – Пауза. – Нет, я не хочу говорить с твоим адвокатом. – Пауза. – Да, я помню, что завтра вечером ты возвращаешься домой. – Пауза. – Здорово. Большего всего на свете люблю душещипательные отцовско-сыновьи разговоры о моей жизни.

Такое ощущение, что на плечи Дэша легла невыносимая тяжесть, и меня это сокрушало. Не знаю, откуда взялась во мне смелость, но я осторожно пододвинула свой палец к его – для утешения. И, словно притянутый магнитом, его палец переплелся с моим.

Обожаю магниты.

* * *

– Так, что там у нас за слово… – произнес Дэш, закончив беседу с отцом. – «Надпестичный».

Я вскочила на ноги, чтобы найти какой-нибудь справочник с менее неловкими словами. Взяла словарь разговорных выражений и открыла на первой попавшейся странице.

– «Руки-крюки – о человеке, не умеющем что-либо делать, недотепе».

Дэш написал в книжке:

«Ой, прости, что пропустил бар-мицву. Сегодня все валилось из рук, в чем-то выпачкался, пришлось переодеваться, то-се».

Я взяла у него ручку и добавила:

«Ничего, у меня самого руки-крюки. Ты уж прости, но я только что облил твой костюм».

Дэш взглянул на свои часы.

– Почти полночь.

Я разволновалась. Дэш не решит, что я заманила его сюда для исполнения ужасного (или чудесного) полночного ритуала – новогоднего поцелуя?

Если мы тут задержимся, то он обнаружит, насколько я по этой части неопытна и как страстно желаю получить этот опыт. С ним.

– Мне нужно кое-что тебе сказать, – призналась я тихо. «Я не умею целоваться. Пожалуйста, не смейся надо мной. Если наш поцелуй будет тихим ужасом, то, пожалуйста, отвергни меня помягче».