Книга Кукольная королева, страница 105 – Евгения Сафонова

В тот день Таша впервые узнала, что такое «потом».

И с того дня она ненавидела темноту.

…факел наконец вспыхнул.

Таша перевела дыхание. Закусив губу, справившись с дрожью в ослабевших ногах, продолжила восхождение; бальные отзвуки вконец затерялись, и вокруг не было ничего, кроме бесконечного ряда ступеней и песни неведомого скрипача.

В конце концов упёршись в открытый деревянный люк, Таша тихо и неслышно выбралась на башенную крышу.

Бархатный ветер легко коснулся её лица. Круглую каменную площадку обнесли широким парапетом, чьи перила обвивал плющ. Скрипач стоял рядом с ним, у самого края, и лунные лучи чётко обрисовывали его тень на каменных плитах; глаза прикрыты, пальцы левой руки перебирают по струнам, ладонь плавно ведёт смычок, а рождаемая им музыка поднимается ввысь, оплетая Ташу чарующей вязью.

Музыка смеялась. Музыка плакала. Музыка приказывала и молила о чём-то, рисовала мечты и открывала глаза на явь, рождалась с каждым звуком и умирала со следующим, взмывала ввысь на призрачных крыльях, в отчаянье летела вниз…

Последние звуки истаяли в прозрачности ночного воздуха. Потом и эхо унесло ветром.

Послушав звучание тишины, скрипач открыл глаза. Медленно опустил руки.

— А вы, оказывается, любите музыку, Таша-лэн…

Как он узнал, что она тут?

— Могу сказать то же самое о вас.

Алексас наконец обернулся.

— Вы хороший слушатель.

— А вы… неплохой… исполнитель. — Таша всмотрелась в изящную скрипку тёмного дерева; подбор не слишком хвалебных слов дался ей не без труда. — Откуда у вас инструмент?

— Леогран подарил в знак благодарности. Работа его дяди. Весьма недурна, должен сказать. Ей не мешало бы вызреть, но это, как вы понимаете, вопрос времени. — Алексас изящно взмахнул рукой со смычком, обводя тёмный горизонт. — Не желаете разделить моё одиночество и полюбоваться чудесным видом на Пвилл?

— Благодарю, нет.

Усмехнувшись, он чуть склонил голову:

— Полагаю, я всё ещё не отделался от навязанного мне образа посягателя на вашу честь?

Таша опустила взгляд.

Порой молчание — очень удобный выход из ситуации.

— Что ж, должен сказать… о, Пресветлая! Что с вашей рукой?

— Порезалась. Пустяки.

Присев на корточки, Алексас быстро и бережно уложил скрипку чёрный футляр у его ног. Щёлкнув застёжками, выпрямился.

Шагнув вперёд, мягко взял Ташину руку в свои: она даже отстраниться не успела.

— Меня поражают многие ваши способности, но одна из них напоминает о себе чаще других, — произнёс он. — Вам кто-нибудь говорил, что у вас поразительный дар находить неприятности?

— Скорее это они меня находят. — Таша настороженно следила, как он ощупывает рану. — Что вы…

— Даже на балу? Тише, не шипите.

— Ой!

— Вот и всё. — Алексас кинул за парапет хрустальный осколок. — Попробуйте согнуть. Легче?

— Да…

— Вот и славно. — Алексас сосредоточенно ощупал свои карманы. — Жаль, Джемино время на сегодня истекло. Он бы это в два счёта вылечил… ничего, после полуночи он к нам вернётся, а пока будем действовать по старинке.

Наконец обнаружив то, что искал, юноша небрежно встряхнул белый шёлковый платок с кружевной оторочкой, встрепенувшийся на ветру.

— Пожалуйте ещё на миг вашу руку… уж извините, что без сердца.

— И вы что-то говорите про навязанный вам образ? — уточнила Таша.

Руку, впрочем, пожаловала.

— Говорю. Пусть даже у святого отца были некоторые основания призвать вас к осторожности. — Алексас аккуратно затянул хитрый узелок. — Не туго?

Таша согнула перевязанную ладонь:

— Вроде нет. — Она улыбнулась с искренней благодарностью. — Спасибо.

Алексас небрежно облокотился на парапет, и его пушистые, успевшие отрасти кудри взлохматил ветерок.

— Почему вы ушли с бала?

Таша смущённо отвернула голову:

— Не люблю толпу.

— Надо же, какое совпадение.

— Действительно интересно, какое. — Таша покосилась на него. — И всё-таки… значит, вы считаете это образом?

Алексас вздохнул.

— Чтобы уж окончательно развеять наше некоторое недопонимание… — он рассеянно оправил воротник рубашки. — Таша-лэн, если бы я действительно этого хотел, то сломал баррикады вашей нравственности, как карточный домик. Даже «Венец» использовал мой дар очаровывать женщин: порой близкое знакомство с чьей-либо служанкой весьма облегчало проникновение в дом…

— Решили сразить меня наповал своей откровенностью? — несколько оторопело осведомилась Таша.

— Это лучше, чем терпеть с вашей стороны явственную нерадость меня видеть. Но, быть может, дадите мне закончить?

Скрыв озадаченность недовольной гримаской, Таша кивнула.

— Благодарю. — Алексас чуть улыбнулся. — Не спорю, что для меня вы неоспоримо привлекательны. Я восхищаюсь вами, и никогда не собирался это скрывать. Порой я чуточку переигрывал… вы такая забавная, когда сердитесь, что не мог удержаться. Не стану отрицать, что поединок с герцогом был затеян отчасти потому, что мне хотелось увидеть в ваших глазах восхищение. Естественное желание каждого рыцаря. Но на то, чтобы отбить охоту вас соблазнять, нашлось сразу три причины.

— Изволите их перечислить?

— Как прикажете. Первая: место и время несколько неподходящие. Вторая: предпочитаю дев постарше и не столь невинных. И третья: любовь королевы — высочайшая честь, но эта честь создаёт рыцарю массу проблем. Таких, как метания между чувством и долгом, ибо рыцарю должно преклоняться перед королевой, но никак не вносить её в список любовных побед.

— Рыцарю?

— Клятву произносил Джеми, но уста у нас общие. — Алексас склонил голову. — Моя королева, я люблю вас самой нежной, трепетной и чистой любовью брата, но по всем вышеупомянутым причинам… да, мне самому не верится, что я это говорю, но… давайте останемся друзьями.

Таша колко рассмеялась.

— Не могли хотя бы в момент откровенности обойтись без издевки?

— Просите невозможного, Ваше Высочество.

Она подумала.

Снова подумала.

Приблизилась: уже без напряжения.

— Пока меня вполне устраивает взаимная игра на нервах. — Таша оперлась на парапет рядом с ним. — Впрочем, наше высочество рассмотрит ваше предложение… и будет следить за вашим поведением.

— Вы осчастливили меня, о великодушнейшая из королев.

— Рада за вас, о саркастичнейший из рыцарей.