Книга Немножко по-другому, страница 26 – Сэнди Холл

Пэм (жена Инги)

Инга с подозрением на меня поглядывает, заметив через окно в двери класса. Она машет рукой, приглашая войти.

– Привет, – говорит она, подходя с едва уловимым волнением. – Все хорошо?

– Да, я хотела подождать тебя на улице, спросить, не хочешь ли сходить на обед.

Я оглядываю класс. Слышен гул: это студенты работают парами. Теперь мне понятно, почему Инге так нравится эта группа.

– А может, ты пришла шпионить за моей парочкой? – шепчет она тихонько.

– Да, возможно, за этим тоже.

Она строит глупую мину:

– Я уверена, ты сама определишь, кто из них.

Внимательно осматриваюсь по сторонам – она права: их действительно легко вычислить после всего, что я о них слышала. Они сдвинули парты, голоса звучат тише, чем у остальных групп, зато язык тел куда громче.

Ясно, почему Ингу к ним так тянет.

– Сколько слогов в слове «улыбка»? – спрашивает какой-то студент.

– Они работают над хайку, – поясняет Инга.

Несколько минут наблюдаю за Гейбом и Лией. В конце концов Инга отпускает класс.

– Они потрясающие, – говорю, когда закрывается дверь.

– Да, у нее получается его смешить, а он светится каждый раз, когда она что-нибудь говорит.

– Наконец-то, – говорю.

– Действительно, – соглашается она.

Боб (водитель автобуса)

Я сижу в обед у учебного центра и тут замечаю двоих моих любимых ребят. Последнее время они, похоже, не ездят автобусом в мою смену, и мне приятно видеть их в добром здравии. Девочка выходит как раз тогда, когда входит мальчик.

– Привет, Гейб, – говорит она.

– Лия, – отвечает он.

Я рад, что узнал их имена, так Марджи будет интереснее слушать мои рассказы.

Они останавливаются посреди потока студентов и просто смотрят друг на друга.

– Ты… – начинает она, а он уже говорит:

– Могу я…

Я так и не узнаю, что же они хотели сказать, потому что кто-то врезается в него сбоку, и оба, похоже, теряют нить беседы.

– Наверно, мне следовало бы… – говорит он, показывая в другую сторону.

Она кивает и наклоняет голову в направлении входа в студенческий центр.

Они точно напоминают нас с Марджи, за исключением трех различий: мы встретились в баре, на дискотеке, у нас не было образования, и она – не азиатка. Но в остальном они совсем как мы. Я рассказал жене о них, и теперь она постоянно расспрашивает меня. Иногда я что-нибудь выдумываю, если долго их не вижу.

Но теперь можно ей сказать, что я их видел, они были рады встрече, вели себя застенчиво и несмело, но были довольны. Это – наша личная мыльная опера, о которой больше никто не знает.

Они уже ушли, оба скрылись из виду. Я снова открываю газету и мерзну. Я всегда дышу свежим воздухом после долгой работы в автобусе.

Пишут, на этой неделе будет снегопад, и, говорят, самый сильный за многие годы. Надеюсь, занятия отменят: ненавижу ездить по сугробам. Хотите, зовите меня плохим водителем, хотите – трусом, но я считаю, что в такую плохую погоду на дорогах не должно быть никого.

Кейси (друг Гейба)

Я проскальзываю в лифт общежития Гейба, не позвонив ему заранее, и нажимаю кнопку девятого этажа. Прохожу по коридору и стучу в дверь, надеясь, что он в комнате.

– Привет, – говорит он, открывая дверь.

– Идет снег.

– Знаю.

– Мы собрались играть в футбол или что-то типа того, и я пришел только затем, чтобы вытащить тебя на улицу.

Он закатывает левый рукав и показывает марлю на локте.

– Что случилось?

– Мне в выходные вытаскивали штифты. Ты меня хоть когда-нибудь слушаешь?

– Наверно, нет, – признаюсь. – Значит, совсем не сможешь выйти?

Он закатывает глаза:

– Выйти я могу, но играть в футбол со швами на ведущей руке не стоит.

– Тогда будешь в группе поддержки. Я слышал, возможно, там будет Лия, – говорит:

Он сначала оживляется, но затем хмурится.

– Пойду, поищу бинты.

Захожу в его крохотную комнатушку. Наверно, ее строили для монахов: в ней едва помещаются стандартная общежитская кровать, стол и шкаф. Пока он переодевается, разглядываю фотографии, которые он прикрепил на пробковую доску.

Он надевает спортивные штаны и бейсбольный свитшот времен старшей школы – и вот он готов идти.

– Я намотал бинты в несколько слоев, а вокруг локтя еще положил дополнительную подкладку.

– Где собираешься жить в следующем году? Ты об этом думал? – спрашиваю я.

Он пожимает плечами и натягивает лыжную куртку.

– Наверно, снова здесь. Не знаю, получится ли, но так приятно, что мне дали право вернуть часть потерянной стипендии. Да и меня устраивает это место.

– Если не получится, все равно у нас кто-нибудь съедет. Сможешь подселиться ко мне или к Сэму.

– После окончания ты останешься здесь?

– Не знаю, скорее всего. Мы будем держать тебя в курсе.

– Это ведь так дорого, – бормочет он.

– Ты еще слишком молод, чтобы так беспокоиться о деньгах.

Гейб смеется, натягивает перчатки и сует шапку в карман.

– Ладно, идем.

– Прости, что позабыл о твоем локте, – говорю, когда мы входим в лифт.

– Ничего страшного.

– Сейчас болит?

Он пожимает плечами.

– Не так, как вначале. В основном болят разрезы, где вынимали штифты.

– Теперь чувствую себя козлом из-за того, что не вспомнил.

– Я об этом почти не распространяюсь.

Он что-то монотонно насвистывает, и я расцениваю это как намек на то, что эту тему пора сворачивать.

Мы выходим на улицу, и, хотя сейчас два часа дня, стоит странная погода, словно наступили сумерки.

– Обычно снег делает все ярче, – говорит он и осматривается по дороге.

– Мне кажется, это из-за плотных облаков.

– Спасибо, Эл Рокер ^[2].

– Забавно, что ты вспомнил именно его. Как раз от него я и слышал, что во время метели облака становятся особенно плотными.

– По-моему, в тебе погиб метеоролог.