Книга Немножко по-другому, страница 40 – Сэнди Холл

– Да, спасибо, Хиллари. Я знаю, что такое прилагательные.

– Это ведь невозможно, – говорю. Приходится постараться, чтобы не добавить вполголоса «сука». Может, она так поглупела от лекарства против аллергии?

Видимо, я попала в точку, потому что она закатывает глаза. Преподавателям ведь так делать неприлично. Надо донести на нее за то, что ведет себя по-скотски. Я смотрю на Гейба: тот рисует в блокноте закорючки – и на Лию: та грызет ноготь. Оборачиваюсь на остальную аудиторию: остальные студенты тоже безразличны к этому нелепому заданию. Медленно опускаюсь на место и скрещиваю руки.

– Ладно. Вот пример: «У мамы стоит кресло в гостиной, и, как только она в него садится, сразу расслабляется. Когда она читает в нем книгу, оно становится ее местом обитания. Если вечером она в кресле, значит, у нее все хорошо». Можешь представить мою маму? Понять, что она за человек?

– Наверно… – отвечаю, стараясь максимально выразить голосом свое отношение. Раз Инге позволено корчить из себя стерву, то и мне можно.

– Еще можно сказать, что кто-то лицом похож на хорька, волосы цвета соломы, а манеры как у пуделя, который много о себе возомнил.

Надеюсь, это она не обо мне? Я уже приготовилась соскочить с места и показать Инге, кто тут главный, как вдруг раздается тихий голос:

– А по-моему, это круто.

Милое личико Гейба помогает унять мой гнев. До тех пор пока не вспоминаю, что он – полный козел и я его терпеть не могу. Ну почему у меня такая сложная жизнь?

– Хорошо, – говорит Инга, – и все будут зачитывать работы перед группой. Оценка за них составит двадцать процентов от экзаменов. Ваши предыдущие рассказы по-прежнему будут составлять восемьдесят процентов, как до этого и обсуждалось.

Гейб звучно проглатывает слюну. И что такого я в нем увидела?

– Обещаю вам, все будет хорошо, – говорит Инга, глядя прямо на него.

Что сейчас было? Почему ей так нравятся чудики?

Как же я рада, что курс почти закончился.

Шарлотта (бариста)

Я так занята, что даже не замечаю ее, пока она не возникает прямо передо мной, выбирая напиток.

– Привет, – говорю.

– А, привет.

Кажется, она чем-то подавлена. Хочется хотя бы спросить, все ли хорошо, но очередь уже возмущается, а паровая трубка орет как птеродактиль. Момент для болтовни неподходящий.

Она берет большой карамельный макиато со льдом и садится за ближайший столик, уставившись в окно. Невольно задумываюсь, не пытается ли она заманить Гейба в кафе силой мысли. Но все-таки продолжаю следить за ней уголком глаза, пока не заканчивается мой час на напитках. У нее с собой розовый блокнотик, в котором она что-то черкает.

Конечно, как же обойтись без розового блокнотика? Удивительно, что на обложке нет искусственного меха.

Пробираюсь к ней, делая вид, что вытираю со столиков. Она поднимает голову, улыбается, сжав губы, и не замечает этого.

Затем в дверь буквально вплывает ее друг.

– Лия, любовь моя, – говорит он, и она отрывает взгляд от блокнотика. – Как дела?

– Привет, Дэнни. Дела уже получше, – отвечает она.

– Расскажи, что там у тебя за проблемы, – говорит он.

Я подслушиваю их, протирая столы тщательнее, чем это когда-либо делали в «Старбакс». Но тут она говорит, что попросила Гейба дать ей больше времени. Тут уж я не стерпела.

– Что ты ему сказала? – спрашиваю, подходя к столику.

– Мы были пьяные, – говорит она, глядя на меня и качая головой. – Был неподходящий момент. Все пошло не так.

– А ведь он в тебя влюблен, – говорю.

– Что?

– Он постоянно смотрит на тебя, когда вы здесь бываете одновременно. Я слышала, как он расспрашивал других о тебе, когда тебя не было, говорил о тебе.

– Она абсолютно права, – поддакивает Дэнни.

– Я запуталась, – говорит Лия.

– Послушай, – говорю, вздыхаю и сажусь напротив Лии, надеясь, что администратор не заметит. – Я думала, что он полный засранец, абсолютно ненормальный и не стоит чужого времени. Но за последние несколько месяцев он заставил меня изменить мнение. Нам нравится наблюдать за вами.

– Нам?

– Ну, собственно, всем, кто здесь работает, но особенно Табите и Киту.

Она улыбается, на этот раз искренне.

– Потому я и говорю: дай ему еще один шанс. Хуже не будет.

– Согласен, – поддакивает Дэнни.

– Ладно, – говорит она. – Кажется, у меня созрел план.

Виктор (сокурсник по писательскому мастерству)

Я слышу Гейба еще до того, как он входит. В смысле, слышу движение, но не понимаю, что это Гейб, иначе тихонько улизнул бы. Он в библиотеке расставляет книги, а мне нужна книга как раз с того самого места, у которого он работает. Столкновения не избежать.

Когда он меня замечает, у меня отчетливое чувство, что он боится меня даже больше, чем я – его.

– Привет, – говорю.

Он в ответ ворчит и едва на меня взглядывает.

– Ты тогда разобрался со своей девушкой?

Он фыркает.

– По-видимому, нет.

– А тебе какая разница? – спрашивает он тихим, но твердым голосом.

– Мне так стыдно. Надо было уйти. Вместо этого я вмешался и сделал еще хуже. И хочу извиниться.

Он закатывает глаза и переходит к стеллажам следующей секции.

– Я серьезно.

– Все нормально, – говорит он уже сдавленным, нервным голосом.

– И еще прости за то, что я сказал в последний день семестра на писательском мастерстве. Я подумал: тебе пригодится толчок в верном направлении. Видно ведь, что ты ей нравишься.

– Ха.

– Нет, я серьезно.

– Ну да. А с чего мне тебе верить?

– Потому что я по какой-то причине постоянно попадаю в ваши… особые моменты. Я был на полуночном завтраке, на концерте в январе и на другом вечере, не говоря уже о парах в прошлом семестре.

Он поворачивается и глядит на меня. Вероятно, я завладел его вниманием.

– Назойливее и милее вас, двух засранцев, я еще не видел. И меня бесит, что я говорю «милее». Меня от этого слова воротит.

От этой фразы он хихикает.

– Я честно не понимаю, зачем в это ввязываюсь. Сейчас у тебя есть полное право ударить меня по лицу, но, перед тем как это сделаешь, знай: я, может, вас и ненавижу, вот только вы друг друга ненавидеть никак не можете.

– Тогда вечером, когда ты ушел, она села в автобус, а там был я. Она попросила дать ей время. Вот я и даю ей время.