Онлайн книга «Колдовской снег»
|
– Ну хорошо, я не буду называть тебя милой, – ласковым бархатным голосом произнес Рембо, – но ты все слишком усложняешь. – Я думала, ты меня любишь, – прошептала Лунария, глотая слезы, и сама едва не заплакала, увидев, как это чистое и незапятнанное лицо исказилось от боли. – Конечно люблю, – сказал он снисходительно. Она в замешательстве отшатнулась. – Но как же та девушка? Я же видела… – Ах, Лунария, ну что ты заладила. Я мужчина, мне нужно удовлетворять некоторые потребности. Ты ведь согласна на это только после свадьбы. Губы девушки затряслись, по щекам покатились новые блестящие дорожки. – Свадьбы не будет… – прошептала она, опуская взгляд. – Что ты сказала? – спросил Рембо ласково, но в его тоне я ощутила явную угрозу. – Не будет… – повторила она. Она закатил глаза и взял ее за плечи. – Ох, милая, давай без сцен. У нас все было так замечательно. Почему ты не дождалась меня в беседке? Зачем пошла туда, куда ходить не надо? В итоге увидела то, что видеть не стоит. ты ведь сама виновата. – Я ждала тебя весь день, – едва слышно произнесла Лунария. Лицо Рембо стало задумчивым, он посмотрел вверх, будто что-то вспоминает, потом сказал: – Ах, да. Это все мои искажения времени. Не заметил, прости. Думал прошло не больше получаса. – Свадьбы не будет, Лапидус, – снова повторила девушка. – Ты не поступишь так со мной, милая, – произнес Рембо чуть настойчивей. – Ты не бросишь меня после официального объявления помолвки. – Когда я скажу, почему это сделала, все меня поймут, и никто не осудит, – сказала Лунария, а я едва не зааплодировала с криком «Молодец! Так его!» В карих глазах Рембо мелькнуло что-то такое, что мне совсем не понравилось, она шагнул к ней, пальцы сильнее сжались на плечах. – Беги! – крикнула я, – но меня, естественно, никто не услышал. Девушка попыталась вырваться, но пальцы Лапидус Рембо явно не собирался ее отпускать. В глазах девушки мелькнул искренний страх, я вновь дернулась вперед, в попытке остановить его, но буквально пробежала насквозь обоих, а потом еще и через кусты роз. – Не трогай её! – закричала я, даже представить не решаясь. Что он собрался делать. Но призраки прошлого не слышали меня. – Ты считаешь себя умнее, милая? – произнес Рембо елейным голосом. – Что ж, поспешу тебя в этом разуверить. Лунария задергалась в его цепких руках. – Пути меня, мне больно! – выдохнула она, беспомощно глядя на него круглыми глазами. – Пустить, милая донна? – усмехнулся он. – О нет. Не теперь. – Что ты задумал? – Хочу показать тебе, чего ты лишала меня и чего лишалась сама, откладывая все за свадьбу, – милая донна. – Ты не посмеешь… – Но ты же посмела угрожать мне оглаской, – оборвал ее Рембо. – Но ничего. Я не дам этому случиться, попросту опередив тебя. Как думаешь, кому поверят больше, мне, уважаемому кудеснику Парсапольда, который состоит в коллегии кудесников и разводчику диковинных цветов, или тебе, красивой, но всего лишь женщине? Лунария взмолилась: – Прошу, не делай этого… Лапидус, я ведь после этого буду… – Опозорена, – вновь не дал ей закончить кудесник. – ты будешь подпорченным товаром, о чем я позабочусь предать огласке. – О боги, Лапидус, не надо… За что? – За непокорность, – коротко сказал он. Глаза девушки стали еще круглее, губы в ужасе искривились, она закричала так жалобно и пронзительно, что у меня потекли слезы. И ничего нельзя было сделать. Лапидус тем временем перекинул сопротивляющуюся и брыкающуюся девушку через плечо и понес в беседку. У меня последовать за ними не хватило моральных сил. Я только стояла, зажимая ладонями уши, но все равно слышала крики Лунарии, к которой никто так и не пришел на помощь. Когда они, наконец стихли и эта тварь в коричневых брюках со спокойным видом отправилась в дом, Лунария, держась за дверной косяк беседки, выбралась наружу. Вид ее был так ужасен, что внутри все сжалось. Волосы растрепались, глаза покраснели, губы распухли, платье порвано до самого бедра и на светлой ткани алеет темное пятно. Хромая и держась за живот, девушка выбралась из сада, а я не стесняясь рыдала, обхватив себя за плечи. Затем все как-то резко замельтешило, мир закачался, и я едва не упала, пришлось расставить руки. Когда картинка вновь стала четкой, обнаружила, что стою в небольшой кухоньке. Обстановка более чем аскетичная – грубо сколоченный стол, такие же табуретки, позади очаг над которым бурлит котел с похлебкой. Когда обернулась, увидела Лунарию, которая из последних сил цепляется за стену, а крупнотелая женщина в косынке, завязанной на пиратский манер, отчитывает ее со все силы. – Ишь, какая цаца, – возмущалась женщина, – не могла быть посговорчивей. Лапидус Рембо такая партия. Для тебя почти невозможная. И ты, дура, прошляпила свое счастье! – Матушка, но он же был с… – Да какая разница с кем он был? – оборвала ее женщина. – И не зови меня матушкой. Я тебе не мать. Устала повторять уже. Твой папаша настоял взять тебя на воспитание. Теперь вожусь, пытаюсь нормально пристроить. А ты что? Черной неблагодарностью платишь. Девушка протянула руку к женщине, пытаясь обнять и ища утешения. – Ма… Лапидус, он меня… Она не закончила, потому, что женщина, которую Лунария пыталась назвать матушкой, брезгливо отшагнула и продолжила отчитывать ее, будто она в чем-то и правда провинилась. – А нечего было мужика провоцировать. Куда ты теперь такая порченая пойдешь? Кто тебя замуж возьмет? И платье порвала. А я его тебе, между прочим, у хорошей портнихи покупала. Думала, как выйдешь за Лапидуса, так быстренько мне все расходы возместишь. А теперь что? Она продолжала говорить что-то еще, а я стояла и не верила глазам. То, что кудесник не дружит с головой, поняла еще при встрече. Но женщина. Пусть не родная мать, но женщина ведь. В голове не укладывалось, как она могла быть такой равнодушной к беде этой девочки. Меня трясло от слез, я не знала, куда деться, как ей помочь. А она стояла, опершись плечом на стену, и по щекам молча катились слезы. – Я же любила его, – прошептала она. – Ха! – прыснула женщина. – Любила. Чушь какая. Любви нет. – А что есть? – Ум есть. Холодный и четкий, ясно тебе? Куда только мне теперь девать тебя, будешь только лишним ртом… Девушка уронила голову и горько заплакала. Она плакала так самозабвенно и навзрыд, что я уже сама рыдала вовсю, размазывая по лицу слезы и растаявший снег. |