Книга Гарем, страница 26 – Патриция Грассо

— Любая турчанка способна готовить мужу пищу. А простаку, каким ты меня считаешь сойдет любая еда.

— Ты еще пожалеешь об этом, — заявила Эстер на прощание, когда ее, в накинутой на лицо чадре, уводили из шатра.

Избавившись от пленницы, Халид удобно устроился на подушках и улетел мыслями в небеса. Он ждал, когда Эстер принесет ему на подносе кушанья. В полудреме ему являлись поверженные враги и райские гурии с бедрами, грудью и улыбкой соблазнительной англичанки.

Наконец в шатер вернулась чумазая Эстер с тяжелым подносом. Абдулла следовал за ней по пятам.

Эстер водрузила поднос на стол, еще недавно ею же опрокинутый, а потом с большими усилиями возвращенный на место. Халид поморщился от одного уже запаха внесенных кушаний, а вид их привел его — знающего толк в еде — в ужас.

Мясо подгорело с краев, а в середине оставалось сырым, артишоки тонули в крепком уксусе, а разваренный, слипшийся рис выглядел совершенно несъедобным.

Эстер не совершила это кощунство нарочно. Наоборот, она испытывала гордость, впервые что-то состряпав собственноручно. Она искренне надеялась, что Халид-бек по достоинству оценит ее первый кулинарный опыт.

Сдержав первый порыв сбросить это, оскорбляющее вкус и обоняние месиво, со стола на

многострадальный ковер, Халид углубился в размышления. Пища, на вид такая отвратительная, могла на вкус оказаться съедобной.

Он отрезал и заставил себя пожевать крохотный кусочек мяса. Проклятие! Оно по краям превратилось в угли, а внутри было совсем сырым. Халид не смог прожевать кусочек английского ростбифа с кровью и выплюнул его.

— Овца, которую ты подала, по-моему, еще блеет, — сказал он.

Эстер была уязвлена. Она приложила столько стараний, а в награду получила лишь словесную пощечину.

Халид испробовал кашицы, в которую Эстер превратила рис.

— Переварен, — холодно отметил принц. Эстер хранила молчание, но под внешним безразличием в ней росла злоба. Халид с сомнением поглядел на артишоки. Их-то испортить было невозможно. Чтобы пощадить ее уязвленную гордость, хотя бы артишокам следовало отдать должное.

Халид решительно вонзил зубы в артишок. Тотчас лицо его скривилось, и он зашелся в приступе кашля. От уксуса, пропитавшего злосчастный овощ, на глазах у него выступили слезы.

Халид схватил кубок с розовой водой и принялся с жадностью пить, чтобы загасить пожар, полыхавший во рту. Ему пришлось долго откашливаться и вытирать небо, зубы и язык смоченным в холодной воде полотенцем.

— Ты хотела отравить меня?

— Разумеется, нет, хотя подобная идея и приходила мне на ум, — произнесла Эстер со смиренным видом. — Я говорила, что не умею готовить, но ты мне не поверил.

— Единственный раз ты сказала правду, — вздохнул Халид. — Спасибо уже за это. Зря я понадеялся, что ты обладаешь хоть каким-то талантом. Оказывается, ты никчемное создание — голова твоя пуста, а руки не приспособлены ни к чему и болтаются просто так.

Эстер была оскорблена такой оценкой.

— Почему ты думаешь, что я ни к чему не способна? Халид бросил взгляд на кровать.

— Может, там обнаружатся твои таланты? Не стоит ли попробовать?

Эстер захлопнула свой дерзкий ротик, поклявшись в душе не делать больше двусмысленных заявлений.

— Однако и тут, боюсь, мы не получим взаимного удовольствия, — заключил Халид. — В будущем ты не будешь готовить пищу, а только подавать ее к столу. — Он обратился к Абдулле: — А воины ели ее стряпню?

— Они ограничились сушеной верблюжатиной и лепешками.

— Молодцы. Правильно делают, что берегут себя. Принц направился к выходу, напомнив на прощание и ввергнув этим девицу в смущение:

— Приведи себя в порядок, чтобы ты не предстала перед моим гостем вонючей замарашкой. Естественно, ты будешь прислуживать нам за столом.

— Ес-те-ствен-но! — передразнила Эстер его невыносимый акцент, глядя в удаляющуюся спину принца.

Пренебрегая правилом, что место рабыни на полу, Эстер тут же разлеглась на кровати. О, как она ненавидела это чудовище! Если б ей хватило смекалки, она бы уже давно подсыпала отравы в пищу зверю! Впрочем, смерть от яда — это слишком легкая кончина и расплата за все причиненные им мучения. Для него стоило придумать что-то более жестокое.

«Лгунья! — тотчас одернула себя Эстер. — За что его наказывать? Ведь в его присутствии ты ощущаешь себя живой, а без него — почти мертвой? Когда он здесь, ты чувствуешь необыкновенный прилив сил и способна сокрушить стены, а лишь стоит ему удалиться, ты засыпаешь усталая и весь свет тебе не мил. Разве Халид изнасиловал тебя, пытал… он даже тебя и не ударил, хотя было за что».

Совершенно запутавшись в своих мыслях, усталая Эстер смежила веки и погрузилась в сон.

Свечей было зажжено множество, и пламя их колыхалось от сквозняков, но все же потаенные уголки шатра скрывались во мраке.

Халид и Малик, расположившись на подушках около стола, ждали, когда подадут ужин.

— Как поживает твоя пташка? — поинтересовался Халид.

Малик расплылся в улыбке.

— Отлично, но в настоящее время скучает в одиночестве. А ты уже направил письмо графу Белью?..

Самодовольная ухмылка Малика не очень понравилась принцу, но тут, к счастью, полог открылся, и Абдулла впустил рабыню, согбенную под тяжестью подноса, уставленного блюдами.

Все, чем могла отомстить Эстер принцу Халиду, она взяла на вооружение. Закутавшись в плотный яшмак, позаимствованный из гарема Малика, она еще вдобавок очень сильно насурьмила глаза, проглядывающие через узкую щель.

Она с нарочитой медлительностью преодолела расстояние от входа до стола, опустила поднос на скатерть и принялась расставлять блюда. Главным кушаньем был кебаб из маринованной крольчатины, поджаренный в оливковом масле, посыпанный рубленой петрушкой и эстрагоном. К мясу подавался рис, пропитанный шафраном, фаршированные перцы, крохотные маринованные огурчики и непременные артишоки тоже служили украшением стола.

— Я задыхаюсь под этими тряпками, — пробормотала Эстер по-французски, наливая розовой воды в кубок Халиду. — Я словно заживо похоронена в гробу.

— Ты что-то сказал? — спросил Халид у друга.

— Нет-нет, — поспешно откликнулся Малик, пряча улыбку. Сражение, которого он с нетерпением ожидал весь день, вот-вот должно разгореться. Наблюдать за принцем и его пленницей было в высшей мере увлекательно.

— Должно быть, слух меня подвел, — сказал Халид. — Ведь моей рабыне не дозволено открывать рот, если к ней не обращаются с вопросом. Она также заучила, что рабыне следует, обслужив хозяина и гостя, удалиться в укромный угол и ждать дальнейших распоряжений господина.