Книга Абсолютный доступ, страница 81 – Джеймс Роллинс

В ответ Кристиан лишь улыбнулся еще шире, подошел к нему и протянул руку.

Артур сжал бледные пальцы брата – твердые и холодные, словно высеченные из мрамора. Кристиан помог ему подняться на ноги. При этом Артур заметил на его запястье старый шрам – такой, как и его собственный. Хотя в это верилось с трудом, перед ним действительно был Кристиан.

– Он тебя ранил? – спросил брат.

Артур не сразу покачал головой. Как ответить на такой вопрос, когда жизнь всего за один миг изменилась до неузнаваемости?

Кристиан отвел его назад в кухню, к столу, на котором все еще стояли остатки последнего ужина. Усадив Артура на стул, взял со стола пустую бутылку «Пино нуар».

– Отменное вино, – сказал он, понюхав горлышко. – Чувствуются нотки дуба и табака.

Наконец к Артуру вернулся дар речи.

– Ты… ты чем занимаешься?

Кристиан лукаво выгнул бровь. Боже, как хорошо был Артуру знаком этот взгляд! Он как будто переместился сюда из их юности вместе с чертами лица.

– Ты сам это отлично знаешь, Артур. Главное – смирись с этим.

Он потянулся к ноге и отстегнул кожаную фляжку, украшенную папской печатью – скрещенными ключами и короной. Взяв со стола пустой бокал, наполнил его из фляжки и протянул брату.

Артур с подозрением посмотрел набокал.

– Вино?

– Освященное вино, – поправил его Кристиан. – Превращенное святым таинством в кровь Христа. Это то, что я дал обет пить. То, что поддерживает меня, моих братьев и сестер.

– Орден сангвинистов.

– Кровь Христа позволяет нам ходить среди бела дня и сражаться с теми, что затаились в темных уголках мира.

– Как, например, воинство «Велиала»… – Артур вспомнил острые зубы Симеона.

– Они не одни.

Кристиан нашел на кухне еще один бокал, наполнил его вином из фляжки и сел рядом с братом за стол.

Артур сделал глоток из своего бокала. На вкус – обыкновенное вино. Никогда не заподозришь хранимое им чудо. Но на какой-то миг он принял правду.

Кристиан сначала пригубил вино, затем сделал жадный глоток из своего бокала и воздел его над головой.

– Теперь мы с тобой снова кровные братья.

Ответом на его слова стала робкая улыбка Артура.

Кристиан потянулся и чокнулся с ним бокалами.

– За тебя, мой неутомимый, упорный брат. Я и раньше говорил, что из тебя выйдет отличный журналист.

– Тебе известно, что я обнаружил?

– Я наблюдал за тобой все эти годы, не выпуская из поля зрения. Но своими действиями ты разворошил осиное гнездо. А ведь есть те – включая и кое-кого из моих собратьев, – кто жить не может без тайн.

Артур тотчас вспомнил слова Симеона о воинстве «Велиала».

Наша тьма избегает света. Похоже, что сангвинисты так же нуждались в тени.

– За твое спасение, – сказал Кристиан. – Я пытался тебя предупредить.

Артур все еще ощущал слабый запах гардений.

– Орхидея?

– Я был вынужден соблюдать осторожность, используя те средства связи, которые поймешь только ты. Я надеялся, что ты сам прекратишь свое расследование, но, как видно, зря. Когда я понял, что ты не отступишься, я не мог допустить, чтобы кто-то причинил тебе вред.

– Ты спас мне жизнь.

Кристиан на мгновение задумался.

– Зато ты спас мою душу.

Артур нахмурился.

– Это все твоя любовь, – счел нужным пояснить Кристиан. – Наша братская привязанность друг к другу в конце концов заставила меня отыскать сангвинистов и то, что они могли мне предложить, – путь служения Господу и искупление грехов.

Артуру тотчас вспомнилась пылающая церковь и священник в дверном проеме. Кристиан снова улыбнулся и выпрямил спину.

– Итак, я спас тебе жизнь, а ты спас мою душу. Считай, что мы квиты.

Но у Артура нашлись и другие вопросы. На одни он получил ответы, на другие – нет. В конце концов, он был вынужден смириться. Что поделаешь, если кто-то обожает секреты и тайны?

Наконец Кристиан встал.

– Мне пора. Советую тебе на пару дней перебраться в отель. Я кого-нибудь пришлю – из тех, кому я доверяю, – чтобы он починил твое окно и все хорошенько тут убрал.

Иными словами, избавился от тела. Артур проводил брата до двери.

– Увижу ли я тебя снова?

– Это запрещено, – ответил Кристиан, и его глаза наполнились печалью и сожалением. – По идее, меня сейчас здесь не должно быть.

Артура пронзила боль, грозившая разбить его далеко не молодое сердце.

Кристиан обнял его – нежно, но крепко.

– Я всегда буду с тобой, брат. – Он разомкнул объятия и положил ладонь ему на грудь. – Вот здесь.

Артур заметил, что под ладонью у него что-то есть. Нечто такое, что брат прижимает к его груди. Кристиан убрал руку, и на пол полетел небольшой квадратик плотной бумаги. Артур нагнулся и подхватил его кончиками пальцев.

Когда же он выпрямился, то увидел, что дверь открыта, но Кристиана нигде нет. Он вышел в коридор, но и здесь не было ни души. Тогда он посмотрел на квадратик плотной бумаги у себя на ладони. Прощальный подарок брата.

Это было черно-белое фото, слегка пожелтевшее, с помятыми уголками. На заднем плане виднелось окно с капельками дождя, а на переднем в объектив скорбно смотрели двое юношей. Кристиан высоко поднял камеру, Артур прильнул к нему – два брата, связанные одной кровью, чтобы никогда не расставаться.

Кристиан все эти годы носил этот снимок с собой. Теперь он принадлежал Артуру. Отныне и навсегда.

* * *

Так заканчивается история двух братьев, навсегда связанных одной кровью, хотя каждый пошел по жизни своей тропой, чтобы глубже проникнуть в тайны ордена сангвинистов. Следите за приключениями Кристиана ^[6], когда он снова будет призван исполнить свой долг – выследить ангела, явившегося на землю во плоти, – в эпическом полотне, полном ужасов и прозрений, под названием «Невинные».

Ни для кого не секрет, что в начале своей литературной карьеры я написал серию фантастических романов под псевдонимом Джеймс Клеменс. Так что когда ко мне обратились с просьбой создать рассказ для молодых читателей для антологии под редакцией выдающегося мастера фэнтезийного жанра Р.Л. Стайна, как я мог отказаться?

За несколько лет до этого, будучи в Сан-Франциско, я влюбился в стрит-арт, чьи произведения украшают многие городские стены и переулки. Я видел работы, которые нередко бывали столь же ошеломляющими, сколь и загадочными. Они заставили меня задуматься о художнике, о его или ее мотивации, о некоем скрытом смысле этого сделанного ночью выплеска аэрозольной краски.