Онлайн книга «Трон Знания. Книга 4»
|
– Слава Богу, – выдохнула Малика. – Да? Ты так считаешь? – Я могу её увидеть? Фейхель кивнула: – Для этого я тебя и позвала. – Её взгляд вдруг сделался безжизненным. – Самааш хочет с тобой попрощаться. – Как она догадалась, что я уезжаю? Шумно выдохнув, Фейхель с сокрушённым видом покачала головой: – Ты думаешь только о себе. Не желая тратить время на пустую перепалку, Малика устремилась в спальню. От двери и через всю комнату тянулась дорожка из непромокаемой ткани. Возле кровати на табурете сидела знакомая старуха-акушерка – она приходила в Обитель Солнца, когда у Самааш начались ложные схватки. У изголовья стояла, склонившись, ещё одна женщина, одетая в накрахмаленное белое платье и белую чаруш – по всей видимости, врач. – Проходи, – прозвучал за спиной Малики голос Фейхель. – Для этого и постелено. Оглянувшись, врач посторонилась, и Малика приблизилась к кровати. Самааш была без головной накидки, мертвенно белая, с искусанными в кровь губами. Влажные волосы, выбившись из растрёпанных косичек, прилипли ко лбу и щекам. Остекленевший взгляд устремлён в потолок. – Самааш, милая, – прошептала Малика, сжав её ледяную руку. Продолжая смотреть в потолок, Самааш улыбнулась: – Эльямин… Малика склонилась над ней, чтобы Самааш смогла её увидеть: – Что с тобой, родная? – Я счастлива, – прошептала она. – Мы всегда будем вместе. – Кто? – Я и дочка. По спине Малики пробежали мурашки. Она взглянула на врача: – Что с ней? – Она не родит. – Почему? – Поперечное положение плода. Ножки здесь, – сказала врач, указав на левый бок Самааш. Указала на правый бок. – Головка здесь. – Так сделайте что-нибудь. – Мы не вмешиваемся в божий промысел. Малика резко выпрямилась: – Ты это серьёзно? – Вполне. Малика повернулась к матери-хранительнице: – И ты позволишь им убить твою дочь и твою внучку? – Такова воля Бога. Выпустив руку Самааш, Малика обхватила пятернёй горло Фейхель. – Вот это воля Бога, – проговорила она, сжимая пальцы и взирая в выпученные глаза старухи. – Она ещё жива, а ты уже в трауре. Она ещё дышит, а ты поёшь заупокойную. И я буду не я… – Мама… – прохрипела Самааш; её лицо исказила гримаса боли. – С тобой закончу позже, – произнесла Малика, оттолкнув Фейхель. – Когда начались схватки? – Ночью, – ответила врач и отступила к стене, явно опасаясь, что Малика придушит и её. – Воды отошли два часа назад. – Сколько у меня осталось времени? – спросила Малика, лихорадочно соображая, что же ей делать. – У тебя? – откликнулась Фейхель, потирая горло. – Это у неё счёт идёт на минуты. – Сколько? – рявкнула Малика. – Это уж как Бог решит. – Бог мне не указ. – Не-е-е… Я такое слушать не буду, – сказала врач и торопливо покинула комнату. – Иди-иди! – крикнула Малика ей вслед. – Спасай людей от насморка. На большее ты неспособна. Акушерка вскочила с табурета и, прошмыгнув мимо матери-хранительницы, скрылась за дверями. – Ну и чего ты добилась? – спросила с ехидцей Фейхель. – Просила врача, а сама? – От них мало толку. Сколько у меня времени? – повторила Малика. – Без воды ребёнок может прожить не более шести часов – Значит, осталось четыре часа. – Малика сняла промокшую от пота чаруш, затолкала её за поясок. – Самааш, милая, ты можешь ходить? – Она очень слабая, – ответила Фейхель вместо дочери. Стянув со спинки кровати покрывало, Малика постелила его на пол: – Самааш, перебирайся. – Что ты задумала? – поинтересовалась Фейхель. – Отнесём её ко мне. Фейхель схватила Малику за локоть: – Она останется здесь! Малика посмотрела на старушечьи пальцы, вцепившиеся в рукав. Устремила взгляд на мать-хранительницу: – Этого достаточно, чтобы тебя казнить. – Моя дочь из-за тебя окажется в аду. – Она уже в аду. – Самааш, дочка. Не слушай её. Её вера лжива. Бог оставит нас, если мы не будем бороться с лживыми верами. – Бог уже оставил вас, – сказала Малика. – Теперь я вместо него. – Эльямин, – позвала Самааш. – Не надо. Выдернув локоть из руки Фейхель, Малика опустилась перед кроватью на колени: – Что «не надо», милая? – Ничего не надо. Я не хочу жить, если ребёнок умрёт. И не хочу рожать, у меня его заберут. – Никто его не заберёт, никого не слушай. – Марош специально уехал, – продолжила Самааш, перемежая слова паузами и надсадными вздохами, – чтобы я не рожала в его доме. Он не признает ребёнка. – Мы что-нибудь придумаем. – Я знаю, ты хочешь мне помочь, Ты всегда хотела мне помочь. Но не надо всё портить. Малика погладила Самааш по щеке: – Всевышнему не нужны овцы. Понимаешь? Ему не нужны люди, которые не могут за себя постоять. Которые опускают руки и не борются за счастье. – Я уже всё решила, Эльямин. Я устала жить, – сказала Самааш и, закусив губу, застонала. Дождавшись, когда схватки закончатся, Малика произнесла: – Убийство ребёнка – большой грех. А ты сейчас его убиваешь. – Нет. – Да, Самааш. – Малика поднялась на ноги. – Через четыре часа он задохнётся, потому что его мать оказалась овцой. – Ты ничего не сможешь сделать, – подала голос Фейхель. – Но я хотя бы попытаюсь, – сказала Малика и обратилась к Самааш. – Пожалуйста! Дай мне шанс. – Только пообещай, что не будешь его вытаскивать из меня по частям. – Обещаю, – сказала Малика и, надев чаруш, помогла Самааш перебраться на пол. Намотав на руки углы покрывала, потянула его за собой. Фейхель торопливо накинула накидку дочери на лицо и с недовольным видом пошла сзади. Через несколько шагов Малика остановилась и, склонившись над Самааш, прошептала: – Ложись на правый бок. Или на левый. Дочке это не понравится. Она привыкла лежать поперёк. – Она не перевернётся без воды. |